Главврач сказал, что принял его назад лишь за былые заслуги и в надежде, что он «не балбесничал» в своём длинном отпуске, а изучал медицину.

Я пыталась увидеться с Артуром вечером накануне его выхода на работу, но на мои настойчивые звонки в дверь и по телефону никто не отвечал.

Соседи его не видели. Телефона отца у меня не было. Отец два года назад всё-таки решился расстаться со своей холостяцкой жизнью и переехал к подруге. Жизнью сына он по-прежнему не интересовался.

Конечно же, я серьёзно переволновалась и решила зайти за Артуром утром перед работой.

Он открыл дверь с первого звонка.

Артур рассказал, что по приезде проспал весь день и проснулся лишь полчаса назад по будильнику.

На нём был какой-то грязный халат, лицо небрито, волосы отросли до плеч. Этот вид, признаться, меня напугал, но я ничего не сказала, решив потом поговорить, так как мы уже опаздывали. Артур ушёл в ванную.

Я вошла в комнату, чтобы подождать, и окинула взглядом его жилище. Оттого, что в квартире никто не жил два года, кругом клубилась и летала пыль, комнатные растения давно высохли. По углам валялась одежда, которую Артур впопыхах снял с себя, когда вернулся. В общем, квартира имела самый убогий и грустный вид. Жуткая жуть!

Сначала я подумала, что ничего страшного, ведь действительно в квартире долго никто не жил, надо лишь убраться, и всё будет хорошо. Но, услышав голос Артура из ванной (он, видимо, говорил сам с собой), я почувствовала, что что-то всё же случилось. Причём корни этого горя были явно не в пыли и не в небритости Артура, а где-то гораздо глубже. Мне стало страшно. Ну, понимаете.

«Как среди этой тьмы и убогости не потерять осознанность и любовь к жизни? Да как тут можно вообще жить? О голубые горы! О бескрайние долины! О быстрые реки! Как же я по вам скучаю!» – так кричал Артур в ванной, а у меня почему-то при этом слёзы накатывались на глаза. Что-то ужасное было и в голосе, и в непонятных словах.

При входе в поликлинику Артур, не обращая внимания на приветствие коллег и ни на кого не глядя, прошёл прямиком в свой кабинет. «Грешники, как бы не заразиться», – буркнул он себе под нос, отряхивая плечи, будто на них что-то налипло.

После своего приезда Артур так делал всегда – проходил в кабинет в марлевой повязке и не открывая рта для приветствия, боясь, что туда может залететь микроб греха. В своём кабинете он первым делом полоскал рот марганцовкой, отряхивал одежду и надевал резиновые перчатки, хотя в них не было никакой необходимости.

В первый день, только мы зашли в кабинет, в дверь постучала пациентка.

«Ну зачем они приходят так рано! Меня это убивает! Я не могу приступить к работе без утренней медитации!» – крикнул, разозлившись, Артур. Я извинилась и попросила девушку подождать немного в коридоре.

Артур сморщился и натянул на себя белый халат, как бы желая укутаться, спрятаться от кого-то. Потом он кинул на меня такой взгляд, что сложно описать словами. Взгляд и пугал, и был сам испуганным одновременно. В нём читалась и злость, и очень глубокая боль, и агрессия, и желание сбежать, исчезнуть. Артур смотрел откуда-то снизу, спрятав шею по самый подбородок в ворот халата. Мне показалось, что ему в тот момент очень хотелось спрятаться в него целиком, чтобы скрыться от меня, пациентов и всех людей на свете. Как это было на него не похоже! Мой страх усиливался.

Я очень хорошо помню его первый рабочий день. Впрочем, он был похож на все остальные дни после возвращения.

– Доктор, к вам можно? – снова, постучав в дверь и чуть её приоткрыв, спросила молодая девушка.