За целый день возле Сварожьих ворот не появилось не души, а с наступлением ночи пришла пора закрывать ворота и подниматься в относительно тёплый острог, чему продрогший от холода Гришка был несказанно рад.

По обыкновению, первым в ночь заступал Гришка, а Яромир должен был спать, только вот сон к нему всё никак не приходил.

Он ворочился с боку на бок, считал овец, вслушивался в завывания ветра, гуляющего над Славенкой за стенами острога, но всё без толку.

В итоге, плюнув на сон, Яромир натянул армяк поверх соболиной дохи и поднялся к Гришке на смотровую.

– Таки снова не спится? – спросил Гришка у Яромира, облокотившегося на покрытые льдом брёвна.

Яромир угрюмо кивнул.

– Тогда я пойду. Чего доброму сну пропадать?

– Стоять! А вдруг смотровой явится, увидит, как ты не по своему часу бока пролёживаешь и воеводе доложит?

– Так тебя что – Руевит просто так целым старшиной поставил?! Таки не замолвишь за друга словечко?

– Как-то в прошлый раз не помогло… – Яромир бросил на Гришку ироничный взгляд.

– Не напоминай! – Гришка насупился и сел в угол под факелом, до ушей натянув высокий ворот лисьей шубы. – До сих пор вонь от нужника в носу стоит… Это ты у нас весь такой из себя правильный. Как с утра встать, так ты первый. Как братоваться, то ты тоже первый. Как в какой дозор, так и тут ты впереди всех лезешь и меня за собой тащишь… Скажи, тебе просто любо над моими страданиями потешиться?

Яромир насмешливо хмыкнул:

– Для нас же стараюсь.

– Как же, «стараюсь», – передразнил Гришка. – Что ты – княжий брат, что я…?

– Ой, не начинай. – Яромир закатил глаза.

– Что «не начинай»?! Правда глаза колит? – в голосе Гришки проскользнула издёвка.

– Я к Игорю не напрашивался…

– И всё же. – Гришка плотнее закутался в мех шубы. – Какой чести только стоит каждый раз с ним в гридь выходить. Не говоря уже об охоте и нескончаемых пирах…

– Если хочешь – сам ходи! – пришла очередь Яромира надуть губы. – Он вчера опять предлагал перебраться в хоромы, и я снова отказал.

– Ну и дурак.

– Щас получишь! – Яромир гневно покосился на Гришку.

– Таки, разве я не прав? – Гришка высоко поднял рыжую бровь. – Сдалась тебе эта гридница? Пользуйся положением, пока дают! Ты же целый князь, а ковыряешься в грязи, как простой козодой. У тебя же может быть всё, чего только можно пожелать… И тёплая, мягкая перина, и любая баба на выбор! Эх, не жизнь, а сказка…

– Может я по-другому жить и не умею?! – негодующе выпалил Яромир и ударил кулаком по бревну, от чего снег с покатой крыши смотровой шумно посыпался вниз. – Я вырос в этом. Мне нравится такая жизнь… понимаешь? А все вот эти дела государства – не по мне. Ни гроша в них не смыслю! Пусть этим брат занимается, а мне с мечом и щитом в руках спокойнее будет.

– Зато люди как тебя любят… и воевода, раз до сих пор тебя терпит! Чего только цацка твоя стоит. – Гришка кивнул на висящий на поясе Яромира искусно вылитый серебряный клинок. – Кого ты там за неё укокошил?

– Гуменника. – пробурчал под нос Яромир. – Этого я тоже не просил. Они сами.

– Так, если ты столько добра делаешь, сколько народ от самого князя никогда не дождётся…

– Придержи язык! – Яромир одёрнул Гришку на полуслове. – Кто-то идёт. Не хватало, чтоб услышали, что ты тут мелишь.

Внизу, едва слышно, отворилась дверь острога, после чего последовал шум поднимающихся по ступеням шагов, в которых Гришка и Яромир признали тяжелую поступь воеводы Руевита.

Крышка смотровой отворилась и из караульной на свет поднялся Руевит, отряхивая от снега медвежью шубу и шапку.

– Докладывайте, ерохвосты, кхе-кхе… – пробасил сквозь кашель Руевит. – как обстановка?