– Разве сам Зевс явился пред тобою? – улыбаясь, спросил он.

Но Суламифь подумала о том, что гораздо менее удивилась бы, если б все обитатели Неба сошли на Землю. Что-то с ней явно было неладно: она не могла говорить и будто окаменела. Как прекрасен был её царь! Воистину, ни дождь, ни слякоть не способны стереть царственность, когда она является неотъемлемой чертой. Да, Соломон был Божественно красив! Но не за красоту внешнюю полюбила его Суламифь, – её привораживало нечто внутреннее, словами необъяснимое. Она ни за что на свете не смогла бы сказать, за что именно его любит… Да и кому объяснять?! Небо всё видит, и только перед ним в ответе может быть эта простая девушка, представшая ныне пред избранником сердца своего.

Соломон наклонился и подобрал плащ, упавший с его плеч… Густые пряди волос слиплись от непрерывно льющегося дождя, и борода также утратила былую пышность. Он был похож на мальчишку, готового сорваться и побежать по лужам, оглашая всю округу звонким смехом. Суламифь не могла даже предположить, что может встретить столько озорства в его взгляде. Хотя что же иное могло заставить покинуть пышный дворец и пройти несколько километров под проливным дождём, забрызгав белоснежный плащ грязью просёлочных дорог.

– А может быть, его привела Любовь? – подумала Суламифь. – Странная она у него какая-то, неземная!..

– Разве не о такой Любви мечтала ты, Суламита?! – тихо прошептал Соломон, пристально взглянув ей в глаза.

– О такой!.. – выдохнуть только и смогла девушка, залившись румянцем.

Она даже не успела заметить, как оказалась в его объятиях. Совсем продрогшая, она вдруг стала ощущать тепло его тела, что способно было проникать сквозь мокрую одежду. Она стояла, боясь пошевелиться и не имея мужества оттолкнуть его, как этого требовали правила приличия. Разве могла она подчиниться нормам земным, когда земля уходила из-под ног и казалось, что дух витает среди ярких солнечных облаков… Соломон бережно коснулся подбородка девушки и, наклонившись к ней, нежно дотронулся устами её алых губ, как бы пробуя на спелость плод… Суламифь вспыхнула, и ей показалось, что пурпурная краска залила каждую клеточку тела… Она желала тепла! Она готова была вкусить плод Любви и до дна испить нектар, уготованный ей любимым… Но вдруг, неожиданно для себя, она бросилась бежать, не видя дороги из-за застилавших глаза слёз. И, не понимая, зачем она это делает, всё твердила: “Не сейчас, не сейчас…”, – хотя и не знала, что подразумевает под этими словами. Сейчас она просто не могла думать ни о чём, ибо вся горела в некоем незримом пламени, охватившем всё её существо.

Соломон проводил взглядом возлюбленную и ни словом не окликнул, пытаясь вернуть назад. И когда она исчезла из поля зрения, он обратил взор в небо и возблагодарил Небеса за радость, явленную им сегодня. Дождь лил не переставая, и то ли капли дождя скатывались по щекам мудрого царя, то ли слёзы, о том было дано знать Богу одному… Соломон долго стоял ещё, как будто решая про себя некую труднейшую задачу. Затем он наклонился к лозе и погладил тугую кисть, омытую небесной влагой. Выбрав самую крошечную виноградинку, он сорвал её и поднёс к устам, тем дав понять Небу о принятом им решении… Нет, он не бросал вызов Небесам, но лишь исполнял их волю… Благословенна мудрость Владык Кармы: Они умеют ткать узоры судеб, что будут наилучшими для живущих на земле людей смертных – духов бессмертных. Соломон заплатит за их труд, лишь бы Суламиту свою восхитить красками чудными, на ковре жизни вытканными. Да, он, как никто из живущих в земле, сумеет украсить день её грядущий. Жди, возлюбленная сердца Огневого, ты сумеешь познать царственную поступь Любви!.. Я приду к тебе, твой царь, чтоб стать рабом, распростёртым у ног своей возлюбленной… Мой дух готов быть в рабстве вечном у Любви твоей, о царица моя, Суламита! Я – последний нищий в царстве твоём. Ты – моя жизнь, ты – моё дыхание, ты – сокровище мира моего. Жди меня, и я приду к тебе в ночь, чтоб принести тепло сердца в дом твой. Я постучусь в двери твои, лишь только угаснет этот сумрачный тоскливо-прекрасный день, что дал ощутить аромат губ твоих, о возлюбленная духа моего!