– Я не могу пить пиво просто так.

– У меня есть бутерброды со столичной колбасой. Есть также соль и голландский сыр. Его можно посолить, добавить хлеба…

– Хлеб Бородинский?

– Нет, Бородинского не было.

– Странно. Его полно в каждом магазине.

– Там, где я брала, такой хлеб бывает редко. Но и этот хороший.

Мы сидели на траве, недалеко от трамплина и смотрели на Москву-реку. Думаю, он так и не решится меня обнять. Надо что-то делать. Не зря же я приехала сюда.

– Может быть, ты поцелуешь меня? – спросила я.

– Подожди немножко. Дай мне, пожалуйста, бутерброд с колбасой. Она еще не испортилась?

Мы опять выпили.

– Если не очень хочется, – сказала я, – надо попробовать потихоньку.

– Как это? – спросил он.

– Ну как будто ничего тебя не напрягает. Не думай о конечном результате. Тебе что-то не нравится?

– Мне кажется, у тебя слишком…

– Слишком что? Ну говори, говори. Что у меня зад слишком высоко поднят? Еще что?

– У тебя очень полные губы, – сказал он и нагнулся ко мне. Я почувствовала, как меня охватывает дрожь. Ведь я так давно ждала этого.

Мне показалось, что я прыгнула с трамплина. Земля была далеко, далеко внизу. Я поняла, что я орлица. Крылья широко раскинуты. Москва-река протянулась блестящей узкой ленточкой. И огни, кругом огни. Теперь я поняла, что я не орлица, я ведьма из романа Булгакова Мастер и Маргарита.

– Ты мой Мастер, – сказала я и еще шире раскинула крылья.

Казалось, мои ноги вот-вот достанут до звезд. Земля качнулась и поплыла. Это был круглый космический корабль. Это Ковчег нашего счастья.

Потом мы допили все пиво, съели все бутерброды, весь сыр и весь хлеб. Даже от соли ничего не осталось.

Таков был рассказ Ларисы Игоревны. Она первая пришла с утра. Хотя в графике у меня была записана совсем другая женщина. Но они как-то смогли договориться между собой.

– Спасибо вам, профессор.

– Рад, что вы встретились с тем, о ком давно мечтали. Какая помощь вам теперь нужна? Он не хочет жениться? Или после падения с московского трамплина у вас не получился ребенок?

– Он получился. Именно получился.

– Так в чем же дело? – спросил я и отодвинул малиновые шторы. – Он не хочет больше встречаться?

– Да, – ответила Лариса Ивановна. – Прошу вас, дайте мне еще время. И я привяжу его к себе навсегда. Вы можете этого сделать?

– Может быть, я неправильно вас понял…

– Получилось так, как будто у меня кончилось время на компьютерной карточке. Раз – и невозможно отобразить страницу. Сколько я должна заплатить, чтобы купить еще хотя бы месяц?

– Сейчас посмотрим, что у нас получится, – сказал я, глядя в зеркало. В общем-то, я ничего не понял из ее рассуждений.

Мы слишком задержались. Вот-вот должна была прийти следующая клиентка.

– Давайте встретимся вечером, – сказал я.

– Сегодня?

– Да, сегодня вечером. В семь.

Она ушла и почти сразу появилась Виктория Львовна. Я хотел ей сказать, что сейчас не время для корректировки плана приема. Но она ответила, что сейчас именно ее очередь. Я даже не успел спросить ее, что случилось. Виктория Львовна сама спросила:

– Где мой муж? – доктор.

– Я… я… – Я даже начал немного заикаться. – Я не знаю.

– Но он умер. Вы понимаете, он опять умер. Прошу вас, оживите его.

– Кто? Я? Я не умею оживлять покойников. Это было бы слишком круто.

– Но прошлый раз я попросила, и вы оживили его. Я прожила с моим бывшим умершим мужем две недели. Это было!… О, Мацусима, о! – она прочитала стихотворение великого японского поэта. Он говорил, что каждое его стихотворение было последним.

На просьбу Виктории Львовны дать им встретиться последний раз, я ответил, что:

– Каждая моя встреча последняя.