– Какие у тебя красивые глаза! – говорил он. – Какого они цвета? Карие? Карие-карие-карие глаза!

Это он пропел популярную в то время песню певицы Ники. Не знаю почему, но я решила прочитать ему стихотворение своего собственного сочинения. Он внимательно выслушал и потом сказал:

– Красивый мудрый стих.

– Знаешь кто сочинил? – не удержалась я, чтобы не похвастаться. – Я!

– Здорово! – похвалил он.

Проходя мимо Красной площади в нашем городе, мы остановились, наблюдая за тинейджерами, катающихся на роликовых коньках. Потом отправились на набережную прекрасного и могучего Енисея. Народу встречалось не так уж и много. В основном случайные прохожие прогуливались с собаками.

– А какие тебе собаки нравятся? – спросила я.

– Боксёры. – ответил Никита. – У них морда, как у меня.

– А мне чау-чау и лабрадоры.

– Какие они, лабрадоры?

– Красивые, умные и смелые! – ответила я.

– А можно я буду твоим лабрадором?

– Ты итак красивый, умный и смелый! – сказала я ему. Никита, то и дело высмеивал свою внешность. Я не встречала человека, который бы так критично относился к своей внешности. Иногда в его речи проскальзывали такие шутки – утверждения «Я же великолепен!» «Я неотразим!», но я знала, что он считает себя безобразным, так как уже не раз говорил об этом. Мне тоже не нравилось его лицо, но разве лицо может заменить душу человека? Несмотря на свою некрасивость, он обладал харизмой, с ним всегда было интересно и весело общаться. Мы забрались вверх по лестнице на мост и смотрели на город сверху вниз. Перед нами открывалась впечатляющая картина. Был уже поздний вечер и на Коммунальном мосту светились огоньки фонарей, разноцветные и тёплые, как бывает тёплым что – то необъяснимо доброе и человечное. Огоньки отражались в тёмной воде Енисея и покачивались от перебегов волн. У меня перехватило дух от этой красоты, и я показала Никите в ту сторону:

– Смотри, как красиво!

Он остановился, задумался и произнёс:

– Как в Москве. А я никогда раньше не обращал на это внимания.

С интересом посмотрел на меня, и увидев на небе яркую звезду, сказал:

– Загадай желание, Нина!

Я растерялась, не зная, что загадать. Потом придумала желание, загадала. Мы засмеялись тому, как серьёзно я подошла к этому вопросу и пошли дальше гулять по красивому, освещённому огнями неоновой рекламы, вывесками магазинов, кафе, городу. Когда мы шли по красивому проспекту Мира, Никита заметил:

– А звезда наша всё ещё светит. Я хочу, чтобы она светила всегда, чтобы напоминала мне о том, что такую необыкновенную девушку, как ты, я никогда в жизни больше не встречу. Хуже встречу, но не будет никого лучше тебя. Давай назовём её Ауритой, и она всегда будет светить нам. Когда будет потеплее, мы обязательно с тобой поедем на природу. Я подарю тебе много цветов. Я подарю тебе весь этот прекрасный мир! Мы обязательно возьмём с собой коньяк, конфеты, красивые бокалы и свечи и будем смотреть на нашу звезду и думать о том, какие мы счастливые.

От этих слов я вся замерла внутри. Романтика. Никогда и ни от кого я не слышала таких красивых слов. Я думала, что такие фразы можно прочитать только в любовных романах. Я с интересом посмотрела на Никиту. Вот мечтатель! Я думала, что это я неисправимая мечтательница, а тут ещё похлеще, чем я, выискался мечтательный романтик. Никита задумался. Я тоже вслед за его мечтами уже видела перед собой тихую речушку без названия и слабые мерцания языков догорающего костра. Наконец, очнувшись, я вздохнула. До лета ещё было далеко. Несмотря на романтику, Никита оказался «матершинником». В его речи иногда мелькали «нехорошие» словечки. Я всё время делала ему замечания, чтобы он следил за своей речью. Он соглашался: