Сижу на диване среди подушек и уговариваю себя, что не все так уныло. Надо срочно вспомнить что-нибудь яркое, на всю катушку! Перед глазами опять мелькают шпаги, шляпы с перьями… к черту сны, что у меня наяву впечатлений не хватает? Тупо смотрю в стену. В квартире тихо, слышно, как льется вода у соседей, воробьи дерутся за окном, электричка шумит за рекой. Я прислушиваюсь к стуку колес, вот она романтика: поезда, новые города, новые люди. И я вспоминаю как бешено, билось сердце под такой вот стук колес далеко-далеко в зимнем Питере. Как давно это было! Мне пятнадцать лет, я первый раз в Санкт-Петербурге, глаза распахнуты, смотрю на все жадно, сама себе не верю, а электричка легко и стремительно несет меня из пригорода в центр. За окном сугробы, елки, совсем как дома. Остановка, отрываюсь от окна, смотрю на входящих людей. Хмурая тетка с авоськами, деловой мужичок в смешной кепке, девочка с бабушкой, дергает ее за руку, что-то щебечет, ватага студентов с гитарой и каким-то оборудованием. Вдруг, я прячу глаза, даже жмурюсь. Я влюбилась, глянула и влюбилась. Увидела и обожглась. Боже! куда спрятаться? Смешно, а я чуть не умерла. Он высокий, красивый, уверенный, большие темные глаза, бархатный голос. Сама элегантность и обаяние. А я пятнадцатилетняя страшилка в прыщах и в красной шапке с помпонами. Он меня и не замечает, а я так хочу раствориться в воздухе, что дышать боюсь. Студенты совсем рядом, шумят, смеются, я смотрю на него украдкой. Так страшно и так сладко.
Когда он выходит, мне становится легко и грустно. Что сейчас четыре года разницы, подумаешь. А тогда это была бездной. Дней десять я каждое утро езжу на электричке в центр, и каждый раз таю и прячу глаза, увидев его. А потом я возвращаюсь домой, и он остается в далеком и прекрасном Санкт – Петербурге. И никогда больше у меня так не замирает и не бьется сердце. Наверное, дело в тревожной и волшебной поре юности, а может быть в том незнакомце.
Я сижу улыбаюсь прошлому, постепенно образы бледнеют, тают. Я снова вижу до тошноты знакомые стены. Трясу головой, пора возвращаться к действительности. Тем более, что действительность так и требует к себе внимания: на плите надрывается, свистит чайник, кто-то терзает дверной замок, форточка хлопает от ветра. Закрываю форточку, открываю дверь, бегу снимать чайник. Серега вваливается на кухню сосредоточенный, как спикер парламента, падает на табурет, смотрит на меня молча. Я удивленно поднимаю брови.
–Давай жить вместе, – рожает Серега, и смотрит натужно.
–Это что, предложение руки и сердца или тебя из дома выгнали? – легкомысленно интересуюсь я и отворачиваюсь заваривать чай.
–Надоело мне мотаться туда сюда, хочу жить здесь, – бубнит он мне в спину, – не все ли тебе равно, а мне каждый день не мотаться через весь город.
–Ну, предположим не каждый день.
–Не важно, у тебя же все равно три комнаты…
–А у твоих родителей только две, логично.
–Ну, вот и я также подумал, поживем вместе, попробуем. Ты будешь готовить, стирать…
–А ты? – я обернулась.
–Я буду тебе помогать, – заверяет он, ну всякие мужские дела делать.
–Начинай, – я решительно указываю на засорившуюся раковину.
Он сморщился, заерзал на табурете.
–А как?
–Руками, – огрызаюсь я.
–Это же раскручивать, там грязь…
–А ты как думал.
–Ладно, я сделаю попозже. Чаю попью, переоденусь, вечером сделаю. Поесть есть что-нибудь?
–Вечером.
–Ну, что ты такая злая? Я пришел, в хорошем настроении, хотел по-человечески…
–По-человечески? – смеюсь я, передразниваю его. «– Ну, это, мне ездить далеко, так ты мне теперь готовь, стирай, а я тоже, может быть, тебе чего сделаю. » Великолепно.