Он выдержал паузу, словно ожидая, что сын начнет оправдываться. Но Кириан отлично знал, что отец ненавидит оправдания, и поэтому промолчал.

— Как ты смеешь позорить имя Эса ди Кейрош?! Ты перестал учиться, вызывающе себя ведешь… Уж не влюбился ли ты? — взгляд отца пригвоздил Кириана к стенке. — Отвечай! Опять всему виной та девчонка?

— Я… нет… — Кириан отступил на шаг, замирая от страха, который внушал ему отец.

— Не лги мне, мальчик! — голос отца был обманчиво спокоен, но Кириан внутренне захолодел от скрытой в нем угрозы. — Я не против того, чтобы ты развлекался с девицами. Но это не должно выходить за рамки развлечения. Тем более если девчонка без роду без племени. Ты понимаешь, о чем я? — он выдержал многозначительную паузу. — Запомни это хорошенько, Кириан…

Он смотрел на сына так, как и все эти годы, — леденящим тяжелым взглядом, от которого Кир до сих пор цепенел, как и в раннем детстве.

— И уж тем более твои увлечения не должны мешать учебе, — лорд Валериан еще добавил стужи в голос. — Позор, МОЙ СЫН на последнем курсе получает взыскание! За что? За невыученные уроки. Ну так иди и получи, что заслужено. Видимо, я зря считал тебя взрослым. Будь моя воля, приказал бы высечь тебя вдвое строже, — припечатал он в заключение. — Иди. У меня не будет времени увидеться с тобой после… твоих процедур. Напишешь мне не позднее завтрашнего дня. Что ты сделал для того, чтобы исправиться.

Бессильный гнев на отца, позор предстоящего наказания, безнадежная любовь к Иллис, которая никуда не девалась, — Князь не мог бы сказать, что для него хуже.

Вечером, когда все закончилось, он уныло поплелся к себе в комнату, больше всего боясь обнаружить на подоконнике баночку, такую же, как в прошлый раз. Банки не было. Всю ночь Кириан проворочался с боку на бок, то и дело просыпаясь и проверяя окно со страхом и… надеждой? Окно оставалось пустым. И это вызывало непонятное, нелогичное разочарование. Значит, ей нет никакого дела до него, совершенно никакого…

Утром Князь чувствовал себя совершенно разбитым. Он лежал на кровати и боялся глубоко дышать, потому что каждый новый вздох отзывался болью в груди. От невыплаканных слез болела голова и глаза жгло под веками. Он старался не думать ни о чем. Он не мог думать без того, чтобы не начать думать о ней.

Он едва заставил себя подняться с кровати ближе к полудню.

Был выходной, и почти все старшекурсники уехали в город. Кириан никуда не поехал, хотя ему бы как раз не помешало развлечься. Он знал: все равно не сможет. Будет искать ее по всему городу. И если, не дай  Хеллес, найдет, снова наговорит ей жестоких грубостей, которые ее совсем не заденут, но от которых ему же самому станет плохо.

«Лучше бы ты не уезжала, Иллис. Тогда я мог хотя бы ненавидеть тебя, если любить мне не хватает смелости».

Он бездумно открыл дневник и вчитался в одну из последних записей.

«Хорошо, что на старшем курсе есть возможность побыть одному. Тогда я могу смотреть на твою магографию. (Льен простит за неблагодарность, вот он как раз понимает...) В такие моменты я могу любить тебя. Как трус, тайком. Так, чтобы никто и никогда не узнал об этой моей слабости. Ведь Кейроши не бывают слабыми. И знаешь, что еще хорошо? Мне сейчас не надо следить за своим лицом. Не надо притворяться, не надо лгать. Я так устал от этого…

Сейчас я даже могу позволить себе помечтать. Что, может быть, однажды ты все узнаешь, поймешь меня, и тогда… Я не могу, просто не могу все время думать, что надежды нет. А ведь ее нет... И я сам в этом виноват».

Кириану вдруг стало тошно в комнате. Он вскочил и стремительно выбежал за дверь, промчался, прыгая через три ступеньки, по лестнице, в холл, на крыльцо и дальше, в парк. К павильону преподавателей — он знал, что Иллис часто бывает именно там, в галерее возле купален.