И поэт с головой зарылся в сено.
Царевич решил сходить в храм. Спустился с сеновала, отряхнулся, лихо заломил шапку и пошел на звон.
Церковь стояла посреди села. На площади вокруг нее уже собиралась ярмарка. Продавцы спешили к своим лавкам, будущие покупатели – в храм. Мужики в праздничных армяках и бабы в нарядных сарафанах входили в церковь и выходили из нее. Сотни голосов гудели на площади, а над ней весело трезвонили колокола.
Юноша с любопытством вошел в храм. В нем было душно, сумрачно и приторно пахло ладаном. Народу набилось так много, что нельзя пройти вперед. Иван не мог ничего разглядеть или расслышать. Только невнятное глухое пение доносилось до него.
Не успел царевич переступить порог церкви, как на него набросилась старуха в черном платке:
– Ах ты басурманин! Ах ты гицель проклятый! Сними шапку! Куда в шапке поперся!
Юноша оробел и живо сдернул шапку. Старушка не унималась:
– Куда пошел? Сейчас ходить нельзя. Вот кончат петь, так ходи, куда хошь. Что варежку разинул? Что бельма вытаращил?
Любопытство сменилось раздражением. Иван покраснел и немедленно вышел.
«Вот тебе и церковь! Вот тебе и Божий храм! – думал царевич, поспешно шагая назад. – Неужто эти злые люди имеют самую правильную веру? Неужто мне придется учиться у них? Да ноги моей больше не будет в церкви».
Демьян выслушал досадливый рассказ юноши и улыбнулся:
– Да, не повезло тебе, Иванушка. Ты пришел в дом Божий за верой и истиной, а наткнулся на старуху-свечницу. Черт ли сладит с бабой гневной? Не обижайся. Такие старухи нарочно стоят при церковных дверях, чтобы проверять веру входящих. У кого вера крепка, те проходят. А маловерные поворачивают назад.
Пошли на ярмарку. Долго бродили. Зашли в конный ряд. Царевич спросил:
– Демьян, будешь со мной по белу свету ездить, веру искать?
– Дома у меня нет, семьи тоже, – вздохнул поэт. – Пока на месте ничто не держит, и не наскучил мир этот мне, почему бы не поездить? Изволь, готов делить с тобой все тяготы кочевой жизни.
Обрадованный юноша тотчас вынул неразменный рубль и купил Демьяну доброго коня, а к нему седло и сбрую.
Не стали мешкать и отправились в дальний путь. Выехали за околицу, на пыльную столбовую дорогу. Вокруг простирались поля и луга, на горизонте синел далекий лес. Поэт расчувствовался:
– Край родной долготерпенья, край ты русского народа!
Иван хмурился. Он все переживал утреннюю встречу со свечницей.
Долго ли ехали, коротко ли, увидели на невысоком холме белую крепостную стену с башнями, а за ней верхушки деревьев, крыши домов, маковки церквей и стройную колокольню.
– Демьян, не город ли?
– Нет, – привстал в седле поэт. – Это женский Марусьев Кривоколенный монастырь.
– Монастырь? Что это? Дед Пантелей что-то говорил про монастырь.
– Темный ты парень, Иван. Ох, темный! Монастырь – это такое место, где живут отцы-пустынники и жены непорочны. Они удаляются от всех соблазнов сего суетного мира, отгораживаются от него высокой стеной и живут в посте и молитве.
– Это как – в посте?
– А так. Постятся – мяса не едят, молока не пьют, живут на одном хлебе и воде. Понятно, темнота?
Царевич промолчал. Ему было неловко. За время путешествия он узнал много новых слов, а что они означают, даже не догадывался. Вот, например, «поэт» – это кто? А «стихи» и «вирши» – это что? Но спрашивать юноша стыдился, не хотел казаться невежей.
Решили заехать в обитель. Может, удастся остановиться на ночлег.
У монастырских ворот, как у обычной избы, стояла скамья. На ней, как кумушки на деревенской улице, сидели три пожилые женщины в черных платьях и черных же платках, с четками. Та, что посередине, выделялась дородностью и важностью. В правой руке сжимала изукрашенный посох.