– Вы так думаете? – сказала она наконец. – Но если я с помойщю своей красоты попрошу у кого-нибудь из малянцев деньги, и он их мне даст. А потом не буду возвращать назад – ведь я крайсивая.
– Нет, вот это уже аморально! – воскликнула Барвинка. – И как только этим красавицам-раскрасавицам такие мысли в голову приходят?! Это просто отвратительно! Ты хоть знаешь, как это называется? – спросила она Бабаягу.
Иностранка помотала головой. Она не знала.
– Это называется наглое свинство!
– Да нет, я совсем не то имела… – пыталась оправдаться Бабаяга. – Я как раз имела в виду, что это делать очень плохо, и что я такое делать не соглашусь.
Барвинка прошлась по комнате, размышляя. Обернулась к малянкам, и черные глаза ее заблестели.
– Брать от малянцев деньги в долг за свою красоту и потом не отдавать – гадость. Но добиваться от малянца того, что требуется ради общего дела… Ради того, чтобы восторжествовала справедливость… Ради чьего-нибудь спасения! – Она взмахнула руками так, словно пыталась дирижировать оркестром. – Это уже совсем другое дело. Вот для чего красота нужна, – заключила Барвинка.
От этих энергичных разговоров в комнате стало жарко. Кнопочка открыла окна и дверь на веранду.
– Значит, я могу добиваться, чтобы малянцы делали спраедливость? – обрадовалась Бабаяга. – Или чтобы они кого-нибудь спасали? А кого надо спасать?
Барвинка уже всё придумала.
– С такой красоткой-вегетарианкой, как ты, мы всех животных спасем, – сказала она.
– Животных спасем? – переспросила Бабаяга. – Как же мы их будем спасать?
– Красота спасет мир. Так когда-то давно один дизайнер сказал.
– Мир? А разве кто-то хочет воинствовать?
– Воевать, – поправила Кнопочка.
– Уже воюют, – сказала Барвинка.
Бабаяга удивилась. Людишки – существа мирные, у них вообще никогда войны не было. Ни в Цветограде, ни в Солнцеграде, ни в Мерюкряке. Бывает, что дерутся, но так чтобы насмерть?
– Нет ли тут какой-то ошибки? – сказала наконец Бабаяга. – Я не слышала, чтобы кто-то воин… то есть, воевал.
– Воюют всё время. Только не людишки с людишками, а людишки с животными. Охотник Патрон каждый день идет со своим ружьем в лес и устраивает там войну.
– О, если так, то тогда да, конечно. Я очень согласна. Эту войну нужно переставать.
– Прекращать, – поправила Кнопочка.
Кнопочка дула на чай, Барвинка глядела в окно. А Бабаяга стала рассматривать жилище Барвинки. Малянка жила очень скромно, и это Бабаяге понравилось. Мебель – самая обыкновенная, ничего лишнего. Никаких сервантов с сервизами, вазами и кружевными салфеточками, никаких вышитых подушечек на креслах, пошлых тюлевых занавесок, абажуров с бахромой и прочих украшений, которые обычно встречаются в домах малянок. В комнате не было обоев, стены выкрашены простой оранжевой краской. Вместо картин – газетные вырезки в рамках.
«Малянец спас бабочку из-под колес грузовика», – прочла Бабаяга на одной из них. Там была и фотография: грузовик и возле него малянец, который держит обеими руками красивую бабочку-капустницу с лимонными крыльями.
– Какой героизм! – прошептала иностранка.
На оранжевых стенах красовались темно-синие лозунги.
– ВИДЕТЬ НЕСПРАЕДЛИВОСТЬ И МОЛЧАТЬ – ЗНАЧИТ САМОЙ УЧАСТОВАТЬ В НЕЙ, – прочла Бабаяга вслух.
– А правда, – сказала она. – Все видели, как неспраедливо людишки делают с животными.
– Поступают, – поправила Кнопочка.
– Да-да, поступают. Все видели и молчали. Значит, все участовали. Только одна Барвинка не замолчала.
Барвинка с ненавистью взглянула на иностранку. «Чего она меня тут расхваливает? – подумала она. – Пять минут как познакомились, уже льстить начала».