– А при чём тут птичье молоко?

– А при том, что, по легенде, оно обладает омолаживающим эффектом. Вот смотри, у меня тут все свойства молока перечислены. – Барсукот возбуждённо махнул лапой в сторону Когтеточки.

– Послушай, кот, – Песец неприязненно покосился на исцарапанную схемами стену и хрустнул суставами связанных лап, – я не знаю никаких легенд про птичье молоко. Я ничего не понимаю в этих твоих царапушках – и не хочу понимать. И я терпеть не могу молоко, у меня на него…

– Не ври! – перебил Барсукот. – У меня всё сходится! Ты удостоверился, что молоко действительно птичье. Ты захотел омолодиться. И дальше ты действовал, как хомяк…

– Какой хомяк?!

– Как хомяк из «Баллады о бешеном хомяке».

– Какая баллада?

– «Баллада о бешеном хомяке» Лисандра Опушкина. По мотивам устных зверских сказаний.

– Не люблю Опушкина, – поморщился Песец. – Он пошлый и устаревший.

– Опушкин пошлый? Да что ты такое говоришь? Как можно не любить Опушкина? Это же наш дичайший лесной поэт! Это же наше всё! Вот, послушай про хомяка. – Барсукот выхватил из груды углей полуобгоревший томик Опушкина с закладками из дубовых листков и открыл на нужной странице. – Это как раз твой случай:

– Это не мой случай, – оскорбился Песец. – Я не горбатый, не кособокий и не люблю самку хомяка.

– Это детали, – пробормотал Барсукот. – Так… Дальше тут страницы сгорели… Но это не очень важно… Самое главное уцелело. Вот. То, чего не учёл хомяк. И ты тоже не учёл. Побочный эффект птичьего молока:

…Понял, да? – Барсукот захлопнул книгу. – От этого молока сходят с ума. И становятся маньяками. Щипачами! Хомяк стал Щипачом. И ты стал Щипачом. В моём расследовании всё сходится! Ты даже ощипал ровно тех же птиц – сыча и кукушку! А дальше тут страницы сгорели, но в самом финале ты собираешься…

– Я правильно понимаю, – перебил Песец, – что ты построил своё независимое расследование на зверушкиных сказках в изложении Лисандра Опушкина?

– Это не зверушкины сказки, а зверская мудрость веков, – нахмурился Барсукот.

– Ну что ж, при всём уважении к вековому хомяку и его зверскому оскалу, вынужден признаться, что я его подвиг не повторил. И птичье молоко не выпил.

– Куда же оно, по-твоему, делось? – с иронией спросил Барсукот. – Мне даже интересно, как ты будешь сейчас изворачиваться.

– Меня ограбили, – ответил Песец. – Отобрали молоко и чуть не убили.

– Наглая ложь, – сказал Барсукот.

– Чистая правда.

– Кто же тебя ограбил?

– Не знаю. Какой-то зверь. Было темно. На морде у него была маска. Действовал быстро и ловко. Говорил шёпотом.

– Запах? – быстро спросил Барсукот.

– Запах противный. – Песец задумчиво потянул носом воздух. – Такой же, как от тебя.

– Что он тебе сказал?

– Он сказал, чтобы я не вздумал кричать. И что он хозяин ситуации. Ну, то есть примерно то же самое, что сказал мне ты, когда разрезал этот мешок. Потом он потребовал молча отдать ему молоко. Я отдал. Всё-таки жизнь дороже, чем коллекция живописи дубистов. Потом он связал меня и засунул в мешок. Такой же, как этот.