Койот Йот торжествующе потёр истыканный иглами зад и вернулся к Барсукоту.

– Можно было без лжеежа, – снова всхлипнул Барсукот. – Я тебе и так верю.

Барсук Старший никогда прежде не бывал в Жужгороде, подземном насекомом местечке, которое располагалось в корнях огромного дуба, росшего на берегу ручья уже сотню лет. Вернее сказать, он часто бывал в этом районе Дальнего Леса и не раз сиживал под вековым дубом, любуясь на прозрачную, быструю, уютно журчавшую воду – пока ручей вдруг не заболотился, – но в Жужгород никогда не спускался. Барсук не любил охотиться – и мог себе это позволить. Почувствовав голод, он просто шёл в бар «Сучок» или на рынок на Центральной Поляне. А самостоятельно добывать себе пропитание в Жужгороде – это нет уж, увольте.

Однако на этот раз Барсук, кряхтя, протиснулся между корнями дуба и полез по извилистым тёмным улочкам вниз. Нет, он не собирался охотиться. Он просто хотел задать жуку Жаку пару вопросов. Что-то в заметках Мыши Психолога о жуке его смутно тревожило. Уравновешенный, уважающий окружающих жук – и вдруг конфликтное поведение… Жук, получивший за свои заслуги неприкосновенность от Полиции Дальнего Леса, – и разговоры о смерти… Как будто присутствовал какой-то сбой в зверской логике, и этот сбой Барсук Старший ощущал не столько умом, сколько складчатым, толстым загривком, на котором при чтении заметок психолога топорщилась шерсть.

Появление Барсука Старшего в Жужгороде вызвало панику: насекомые хватали и утаскивали прочь своих орущих личинок, укатывали в колясках безмолвных куколок; с хрустом закрывались трухлявые ставни домов и пустели рыночные прилавки, опрокинутый кем-то в спешке медовый нектар тёк прямо по улице, и Барсук то и дело останавливался и облизывал липкие лапы.

– Все в убеж-ж-ж-жище! – послышалось из жукоусилителей. – В убеж-ж-ж-жище! З-з-з-зверь в Ж-ж-ж-жуж-ж-жгороде!

– Это Полиция Дальнего Леса! Я не причиню вам вреда! – попробовал перекричать сирену Барсук. – Я не собираюсь применять зубы!

Но насекомые то ли Барсуку не поверили, то ли Барсука не услышали. Через минуту улицы полностью опустели. Прилипая измазанными в нектаре лапами к земле, Барсук Старший добрёл до жилища жука Жака и его жены Жужи. К входной двери были приколочены белый лепесток и табличка: «Здесь обитают неприкосновенные насекомые». Ниже на стене угадывалась бледная надпись, которую хозяева дома явно пытались стереть: «Здесь обитают предатели!»

Барсук лизнул и обнюхал надпись. Потом нажал на звонок, и по ту сторону двери послышалось мелодичное жужжание, а затем – тихий шорох жучиных лапок.

– Жук Жак, откройте! Это Барсук Полиции Дальнего Леса!

Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель скользнула жужелица Жужа. Её переднеспинку и надкрылья покрывала шаль из лепестка чёрного тюльпана.

– Мне нужен ваш муж, – сказал Барсук Старший.

– Моего муж-ж-жа больше нет с нами, – глухо ответила Жужа.

– А с кем он, если не с вами? – поинтересовался Барсук.

– Он с Крылатой Капустницей, – ответила жужелица.

– Ваш муж ушёл от вас к бабочке-капустнице? – изумился Барсук. – Как странно. Он казался таким преданным семьянином!

– Вы абсолютно ничего не знаете о нашей древней религии и культуре. Для вас мы просто еда, – с горечью ответила Жужа. – Крылатая Капустница – это богиня. К ней отлетают после смерти души праведных насекомых.

– Вы хотите сказать, что… жук Жак… отлетел?!

– Его душа отлетела. – Хрупкие надкрылья жужелицы задрожали под чёрной тюльпанной шалью. – Идите за мной.

Она распахнула дверь шире – и Барсук протиснулся в дом, обставленный недорого, но со вкусом. В старинной мебели, выполненной из трухлявого тёмного дерева, сидели многочисленные личинки Жака и Жужи и боязливо таращились на Барсука. С высокого потолка на паутинных нитях свисали изящные люльки с куколками.