– Что происходит? Что это была за рептилия, от которой у меня по коже мурашки побежали? Вы не можете держать меня здесь! Я требую адвоката!

У Орвилла уже начинала болеть голова и совершенно не было настроения выслушивать излишне эмоциональные выступления. Он взял стул и поставил его перед камерой Левши.

– Заткнись! – прорычал медведь. Удивительно, но Левша подчинился. – Я хочу, чтобы ты рассказал мне все, что тебе известно про Отто Зумпфа.

– Я ничего не знаю. Клянусь, – заговорил Левша, нервно заикаясь под суровым взглядом Орвилла. – Может, я и вор, но я никогда никого не убивал. Зачем мне убивать жабу?.. Да он жил хуже, чем я. Воровать у него нечего! Вы должны мне поверить!

Звучало вполне правдоподобно, но Орвилл не был готов выпустить енота из камеры.

– Этого мало. Проведешь ночь здесь, – заявил он Левше. – Посмотрим, не вспомнишь ли что‑то полезное утром.

Проверив, что камера Левши надежно заперта, Орвилл направился в кофейню Джо, где заказал одно фирменное блюдо для Левши, а второе себе, чтобы немедленно съесть. У заместителя начальника отделения полиции был невероятно долгий день, и он с нетерпением ждал возможности отправиться домой хотя бы на несколько часов. Ему будет легче заниматься расследованием после того, как он поест и поспит. Поглощая ужин (желудевое пюре с медом и гарниром из жаренных на гриле кусочков яблока), он думал, что было бы неплохо поделиться с кем‑то своими идеями. Но затем Орвилл решил, что предпочтет работать по делу один, чтобы не разбираться еще и с начальством. Мид, можно сказать, отсутствовал, даже когда присутствовал.

Наконец добравшись до дома, Орвилл налил себе рюмочку настойки из лесной бузины. Он пил мало спиртного, но с наслаждением пропускал рюмочку-другую после долгого дня. Этот день получился самым долгим из всех, которые он помнил, – ведь Тенистую Лощину совсем нельзя было назвать рассадником преступной деятельности.

Орвилл устроился в кресле, чтобы выпить настойку и все хорошенько обдумать. Он едва ли успел допить рюмку, когда его голова опустилась вниз и он захрапел. Такое случалось довольно часто, а затем, через несколько часов, Орвилл резко просыпался – проголодавшимся и в плохом настроении. И хотя медведь этого еще не знал, на следующее утро он будет очень недоволен.

Пока Орвилл дремал в кресле, Вера судорожно строчила в редакции газеты. За ее стенами было тише, чем обычно в городе, да и в лесу, казалось, не слышалось вечернего пения птиц. Вера спешила закончить статью и успела всего за несколько минут до установленного срока. Че-Бе стоял у нее над душой и дышал в затылок.

– Думай о продажах! – сказал Че-Бе, глаза которого необычно блестели. – Все захотят купить по экземпляру. Им нужна будет газета. Это история года! Десятилетия! Надеюсь, что судебный процесс затянется на несколько недель!

Вера смотрела, как работают наборщики и статья занимает свое место. Когда заработали печатные станки, она широко зевнула.

– Ну, дело сделано. Мне нужно немного поспать. Увидимся утром.

– Очень рано утром, лиса. Ты должна заниматься этим делом, пока к нему не угаснет интерес, поняла меня? Пока это дело не умрет!

– Неудачный выбор слова, но я вас услышала, Че-Бе.

Вера с трудом добралась до своей норы и сразу же рухнула на мягкую постель. Она отключилась и крепко проспала до тех пор, пока яркий солнечный луч не ударил ей в глаза.

– Слишком рано, – пробурчала она себе под нос.

– Вера! – позвал ее голос снаружи. – Вера, ты проснулась?

– Кому я понадобилась? – прорычала лиса.

– Это Глэдис. Че-Бе хочет, чтобы ты немедленно бежала в редакцию. Орвилл прочитал твою статью и слетел с катушек!