– Туфта, зато горячие, – радостно доложил он.
– Сойдет, – сержант Шура, самый рослый и басовитый из представителей «кусачих ангелов», зубами сколупнул серебристую пробку и хозяйственно разлил водку по стаканам. – Маловато вообще-то на такую ораву.
– Сто двадцать пять граммулек на брата, – быстро подсчитал шустрый Митяй.
– Еще купим, – пообещал Валентин. – Осталось еще в загашнике.
На него глянули с уважением.
– Молоток! – Шура кивнул. – Я сразу просек, что из наших. Как увидел, так и усек.
– Значит, за знакомство?..
***
За первой бутылкой последовала вторая, а за второй третья. Болтали о самом обычном – о гадах-политиках, что не дают жить и работать, о паскудах, что догрызают страну, о невестах, что не дождались. Само собой, волновались, горланили громче положенного. На них пробовала шумнуть продавщица, но одного взгляда налитых кровью глаз Венечки хватило, чтобы заставить ее примолкнуть.
– Значит, говоришь, трое их было?
– Трое, – Валентин вяло жевал рисовый пирог.
– А в подвале том – что?
– Черт его знает. У них там на стреме сучок какой-то, а окно низенькое, грязное – не заглянуть.
– Сучка Митяй снимет, – решил Шура. – А там по обстановке.
– Нечего вам туда соваться, – Валентин продолжал рисоваться. – Мое это дело. Личное.
– Не баклань, германец. Личное – когда тет-а-тет, а тут несходняк голимый. Вместе все и прокрутим. И шушеру твою накажем. Нас по России и так всего ничего. Не будем друг дружке помогать, – спалят одного за другим.
– Ты пойми, – Валентина обнял Митяй, жарко зашептал в ухо, – только один денечек в году наш! Один, вкуриваешь? И это, брат, святое! Сегодня нам все можно, а завтра – хрен! Скрутят, поломают и почки отобьют. Будут, суки, доказывать, что гражданка сильнее.
– Только мы им не кто-нибудь, мы – вэдэвэ, ферштейн?! – мясистый кулак Шуры долбанул по столешнице.
– Тогда пошли, – Валентин решительно отстранился от стола. Настроение у него неожиданно испортилось. Логика, нагнавшая, в конце концов, юркую интуицию, разобрала ситуацию по косточкам и вынесла обвинительный вердикт. В том смысле, что затеял он форменную чепуху. Скверную и глупейшую. Мало того, что втравил в разборку нормальных пацанов, еще и упустил тех, что были ему нужны. То есть, почти наверняка упустил. Будут они сидеть дожидаться. Наведались в подвал, доложились и слиняли. Самое правильное – было сыграть на попятный. Отчалить от этой команды и по-тихому исчезнуть. Но… Дела, как и все в этой жизни, обладают могучей инерцией. Что там вещали бородатые революционеры?.. Идеи овладевают массами и становятся материальной силой. Вот, понимаешь, и овладели. Все раскручивалось уже само собой, и изменить что-либо он был не в состоянии.
По улице шли снежным комом, к которому неведомо откуда лепились блуждающие по городу и уже крепко заряженные «землячки». Командовал войском басовитый Шура, а вел их по-прежнему Валентин. Плескалась в желудке выпитая водка, пирожки с рисом чувствовали себя неуютно. Дом свой он описал по крутой дуге, остерегаясь наткнуться на деда или кого-нибудь из соседей. Когда подошли к злополучному подвалу, их было уже человек пятнадцать. Чуть ли не два десятка раскаленных до красна «реп», взбаламученных градусом головушек. Половина из них и знать не знала, куда и зачем они прутся. Но затевалось что-то решительное, и в этом решительном они не прочь были поучаствовать. Так, должно быть, собрали казачки свою армию в очередной набег в турецкие вотчины. Гнали на стругах, топили корабли, врывались на узенькие улочки Константинополя. «Сарынь на кичку, братушки!» – и так далее. С уханьем, с азартом, не ради барыша – ради бодрящей мужской игры…