Девочка возвращается тем же путем, смотрит по сторонам, на смутные волнистые очертания косогоров, а по впадинам между долинами стелется недолговечный туман. Горизонт отделяется от заснеженной земли, как будто вдруг порождает свою противоположность, отрекается от грязного оттенка, набухает от ожидания, и небо выгибается, озарившись пурпурным сиянием на фоне стрельчатого свода, где еще блестит несколько звезд. Каждый глоток ледяного воздуха раздражает носовые пазухи и бронхи Элеоноры. Альфонс прыгает через скованные ледком канавы, с лаем гонится за кроликом – тот неожиданно, как черт из табакерки, появился в середине поля, – потом возвращается и подпрыгивает, пытаясь лизнуть сопливое личико хозяйки. По двору растекается бледно-серый дневной свет. Девочка придерживает пса за ошейник. Сквозь туманные стекла она видит, что в доме горят лампы и тень матери движется по обмазанным известью стенам. Элеонора ведет собаку к будке, уговаривает устроиться на «ложе» из соломы и старых рогожных мешков, а потом, то и дело украдкой оглядываясь через плечо, начинает подниматься по лестнице на сеновал. Ее сабо скользят на перекладинах, украшенных ледяными сталактитами.

Под балками висят карликовые нетопыри, закутавшиеся в хрупкие кожистые крылья. Домовые пауки неустанно плетут паутину, на которой оседают пыль от травы и опилок, хитин насекомых и полупрозрачные останки многих поколений арахнидов. В закутке, между двумя кучами сена, окотилась дикая кошка, и Элеонора подкармливает поздний выводок остатками из миски Альфонса и пахтой, «позаимствованной» на кухне по секрету от матери. Девочка осторожно ступает по разъехавшимся подгнившим доскам, под которыми просыпаются, встряхиваются, опорожняются животные. Кошка сначала рычит, готовая в любой момент сбежать, но, когда Элеонора ставит перед ней миску с едой, оставляет малышей, чтобы утолить голод. Девочка слышала, что котята и дети, появившиеся на свет в начале зимы (как она сама), отличаются хилым здоровьем. Она усаживается рядом с кошачьим гнездом, хватает одного за другим, новорожденных с гноящимися веками и круглыми животиками, из которых все еще торчат остатки сухой коричневой пуповины, подносит их на ладони к глазам. Каждый котенок рефлекторно пытается засосать кончик ее пальца; от теплой, вылизанной матерью шерстки пахнет слюной и молоком. Сеновал подобен слою гумуса и дубовых листьев, это закрытый параллельный мир, в котором Элеонора могла и хотела бы жить, но вырывается она сюда ценой самоотречения. Девочка осторожно спускается по шаткой лестнице и вздрагивает, оказавшись лицом к лицу с матерью: та стоит неподвижно, смотрит строго, недоверчиво.

– Что это ты там делала? – спрашивает она, и Элеонора чувствует дурной запах ее пустого беспокойного желудка.

Не дождавшись ответа – дочь стоит упрямо потупившись, – женщина говорит:

– Надеюсь, ты не повторяешь свои ошибки, не кормишь этих чертовых кошек? Иди в дом, пока не замерзла до смерти.

Она не двигается с места, так что малышка боязливо обходит ее по широкому кругу, оставив на снегу неверные следы маленьких ног. Крестьянка остается у подножия лестницы и не отрываясь смотрит наверх и прислушивается. Она все знает о проделках дочери, видит, что та упорствует в непослушании, хитрит, как все дети, и с самым невинным видом нарушает правила и запреты. Альфонса кормят остатками, все остальное идет скоту, который потом превращается в мясо, – и так до бесконечности. Хозяйка и помыслить не может о том, чтобы выбросить увядшую ботву от редиски или свеклы и уж тем более уделить половник пахты бродячим котам. Все должно доставаться свиньям. Даже содержимое горшков она рано утром выливает на навозную кучу – это доля земли-кормилицы, которой все пойдет впрок! Шагая назад к дому, мать раздосадованно качает головой: девчонка ластится к отцу и предпочитает его общество, как будто ждет, что он ее защитит и позволит передохнуть. С возрастом мать перестала относиться к Элеоноре как к чужой, привыкла к существованию ребенка, смирилась с мыслью о кровной связи, но между ними возникла враждебность. Они вместе начищают кастрюли, драят каменный пол, стирают белье рядом с соседками, кормят цыплят, ощипывают их, но Элеонора скрытничает, ведет себя, как детеныши хищных зверей: инстинкт добавляет им храбрости, они воруют еду у родителей, умеют предвидеть вспышки гнева старших и вовремя от них уклоняться.