– Читай, – приказала Наташа. – Давай-давай.

Я пожал плечами:

На берег набежит волна
Стерев следы с песка,
Свой бросит сверху взор луна,
Пробудится тоска.
Тоска по той, чей след волна
Затёрла на песке,
По той, что, странно холодна,
Исчезла вдалеке.
Тоска источит сердце мне,
Оставив пустоту.
След на песке исчез в волне,
Разбив мою мечту.
Мечту о той, чей слабый след
Унёс вечерний бриз.
О как же много тяжких бед
Принёс её каприз.
Мечта моя умчится вдаль,
Исчезнет под водой,
Уйдёт она, придёт печаль
С холодною луной,
Печаль о той, чей милый взгляд
Растаял в тишине
И, словно самый сильный яд,
Печаль сейчас во мне.
Тоска пройдёт, уйдёт печаль,
Растает след мечты.
И одного мне только жаль:
Что вдаль уходишь ты…

– Ага, значит, меня спихнула вниз, а сама тут стишочки слушает, – пропыхтел Паша, выкарабкиваясь наружу. Его нос оказался измазан жёлтой глиной, – подлая изменщица!

Наташка нацелила на него палец с длинным ногтем, окрашенным в чёрный цвет:

– А почему ты мне не сочиняешь стихов? Бесчувственная скотина!

– Да, я такой! – гордо сказал Пашка и выпятил грудь. – Во-первых, не умею, а во-вторых, ну подумай: я же – счастливый человек, зачем мне писать стихи? А вот это, – он указал на меня, – несчастный влюблённый, ему так положено.

– Нет, ну точно – скотина бесчувственная! – девушка подошла ко мне и обняла. – Вот уйду к нему, будешь знать! А он мне будет стихи писать.

Пашка не выглядел смущённым или растерянным. Он потёр нос и внимательно изучил грязные пальцы. Потом ткнул пальцем вниз.

– Я там одну штуку странную нашёл. Похоже, водой вымыло. Тяжеленная фиговина, сам даже поднять не смог. Пошли, помо…

Затарахтело, и мы оглянулись. Из лесочка вылетел красный скутер о двух головах и в клубах пыли, затормозил рядом с девяткой. Илья сумел уговорить Ольгу выбраться наружу, и теперь девушка строго выговаривала Витьку, снимающему шлем. Его пассажирка, не став дожидаться окончания гневной тирады, успела чмокнуть Илью в щёку и теперь, пританцовывая, мчалась к нам. Эдакий чертёнок с блестящими глазами и румянцем на высоких скулах. Если бы не любил Маришку, наверное, влюбился бы в её сестру.

Угу-угу, хмыкнул внутренний голос, хрен редьки не слаще! Пополнил бы когорту поклонников, не имеющих доступа к телу.

Галя дотанцевала до нашей группы и начала раздавать поцелуи, не особо жмотясь при этом. Свои блестящие глазки она почему-то прятала, словно нашкодивший котёнок. К чему бы это? К дождю, ехидно отозвался внутренний голос.

– Я тебе вчера сообщение скинула, – известила девушка, и кончик её курносика порозовел, – читал?

– Я почту не проверял, – ещё интереснее, какого хрена вообще происходит?

– Ну и ладно.

– Всё ещё не определилась, ветреница? – Наталья не одобряла Галькину эскападу, шпыняя при всякой встрече. – Допрыгаешься, стрекоза!

– Уже допрыгалась, – сообщил подошедший Витёк и громко зевнул, – сегодня, в полчетвёртого, ко мне домой. Пряталась от каких-то козлов.

– В «Максиме» познакомились, – ничуть не смущаясь, пояснила героиня обсуждения, – обещались домой отвезти, ну и, в общем, обещания не сдержали. Пришлось очень быстро сваливать в первое попавшееся место.

– Этим местом оказалась моя квартира. Думаю, папик будет завтра шкуру снимать. Опять двухчасовое вливание про пораужевзятьсязаум.

– Знакомо. Знакомо.

Подошёл Илья, едва ли не силой буксируя Ольгу, источающую галлоны лимонного сока. По крайней мере, физиономия у девушки была такая, словно она объелась кислятины. Илюхины глаза в этот момент напоминали такие же, но у больного пса. Последнее время частенько вижу похожие. В зеркале.

– Ну что, по пивку? – жизнерадостно предложил Паша, и получил от Натахи локтем в бок. – О-ох, дык я же про вас беспокоюсь! Наташа, как ты могла подумать? Я же ни-ни, до вечера.