Невозможно сказать, существует ли то, что показывает коварная Мистерия на самом деле или это только миражи. Известно только то, что в этой части мира в эту непредсказуемую зону не войти. Если перепрыгнуть через парапет и попытаться пройти дальше, то окажется, что идёшь целый день, но так и не сдвинулся с места. Это в лучшем случае, а можно и пропасть. Об этом напоминают множество плакатов по всему городу и, конечно на самой набережной. А также при въезде в город после обязательной проверки документов полисмен в синем колпачке скороговоркой объясняет всем въезжающим, что администрация города не рекомендует путникам выходить за перила Дороги Туманов, а в противном случае не несёт ответственности за их жизнь и благосостояние.

Фаусту город нравился. И это было для него сигналом перемен – ведь в последние полгода ему вообще ничего не нравилось. По прошествии месяца с начала слежки за кошкой он вынужден был признать, что Марк был прав – ему был нужен отдых. Не то чтобы он полностью восстановил свою прежнюю форму, нет, но стал чувствовать себя значительно лучше. Курок его настроения больше не был постоянно взведен в положение «готовность к взрыву», появился какой-то запас. Может быть, это произошло благодаря постоянным прогулкам и насыщенной культ–программе, а может быть, потому что много дней к нему никто не лез, ничего не требовал, не дергал. Он изнывал от скуки, продолжал бубнить в уме нечто недовольно–злое в адрес всего окружающего, но не мог отрицать, что уже не терзается тошнотворным ощущением бессмысленности всего и вся. Он понял это, когда полчаса простоял в очереди на визу для въезда в Ганолват и не представил ни одного способа жестокой расправы с древним, трясущимся от старости таможенником, который подолгу причмокивая синюшными склизкими губами, педантично просматривал документы всех очередников по нескольку раз. Он просто смотрел на это чудо долголетия и ждал, словно пережидая дурную погоду.

Это было каким-то свежим ветром. Ну а потом свежего ветра стало чересчур много, и к концу недели пёс решил всё–таки переговорить с подопечной.

*      *      *

– Куда торопишься, ципа? Может тебя проводить?

Кира так задумалась, что не сразу поняла, что этот внезапно отделившийся от тени человек с маслеными глазками и противными усами обращается к ней.

– Нет, спасибо, я сама… – автоматически выпалила она. Вообще в последнее время Кира расслабилась. Ей стало казаться, что люди подобрели, что все россказни об опасностях ночных переулков для юных девушек – это сказки, выдуманные злобными старыми девами и суеверия. Она оглянулась, чтобы убедиться, что действительно забрела среди ночи в этот грязный узкий переулок своими собственными ногами.

«Молодец, нечего сказать».

Мужик бесцеремонно рассматривал её фигуру, перекатываясь по изгибам сверху вниз и обратно. Чуть глубже в проулке стояли ещё двое: один покрепче да повыше и один какой-то совсем плюгавый жилистый коротышка. Ей стало тревожно.

– Чо ты тянешь!? Хватай её, урод!

Мелкий коротышка выкрикнул это так зло и жёстко, что даже усатый удивлённо оглянулся. Кира решила использовать это замешательство и рванулась назад. На мгновение ей показалось, что удастся убежать, но крепкая как клещи рука почти сразу схватила её за хвост. Девушка мявкнула и сжалась. Однако никакого дальше движения не последовало – ни удара, ничего. Обернувшись, она увидела странную картину. Усатый цепко схватил её за конечность, а его, в свою очередь, цепко схватил за горло смутно знакомый высокий бурый пёс с узкой зубастой мордой.

– Отпускай, – сказал он низким рычащим голосом.