Мать Яшмы, не подверженная чарам красавицы, отвесила той церемонный поклон. Да, они с дочерью были представителями семейства крестьян-арендаторов, которые были вынуждены кормиться тем, что соблаговоляло вырасти на их крохотном участке земли. Но формально они принадлежали к более высокому сословию, чем кисэн[10], которые по статусу мало чем отличались от низменного сброда мясников и дубильщиков – людей, зарабатывавших себе на жизнь в грязи.
– Это и есть ваше дитя? – сострадательно поинтересовалась куртизанка. Мать пробурчала в ответ, что подруга их кузины служит в этом доме. Именно она договорилась, что Яшма сможет устроиться сюда на работу в качестве прачки за две воны в месяц, кров и питание.
– До нас долго добираться по грязи и снегу, – заметила дама, обращаясь к матери, но при этом не сводя глаз с Яшмы. Затем куртизанка вздохнула, словно распознала нечто досадное, что будет невозможно исправить. Эти тонкие черты, подумалось Яшме, привыкли прицениваться к куда более изящным вещицам, чем ее собственное потрескавшееся от сухости, обветренное личико. То, судя по всему, было столь ниже ожиданий дамы, что вызывало жалость, которую обычно ощущаешь при виде трехногой собаки.
– Тетушка, с искренним сожалением вынуждена сообщить вам, что между нами вышло недопонимание. Мы две недели ничего от вас не слышали. И я подыскала другую девочку, которая уже помогает нам по дому. Но вы все же проделали неблизкий путь. Прошу вас пройти на кухню и перекусить у нас. Отправитесь домой, как немного передохнете, – предложила дама, сокрушенно потрясая красивой головкой, украшенной изящно заплетенным шиньоном.
– Но как же так, госпожа Серебро? Мы даже направляли вам записку о нашем визите. – Мать сложила ладони у груди. На фоне холодной утонченности дамы жест показался Яшме простецким и неподобающим. – Разве вам не пригодится лишний человек? В таком-то большом доме! Наша Яшма хозяйничает с 4 лет. Она точно будет вам в помощь.
– У меня и без нее достаточно помощниц, – нетерпеливо отрезала куртизанка. И все же Яшма продолжала чувствовать на себе любопытный взгляд этого спокойного лица в форме идеального овала. Это был взор женщины, которая удостаивала не каждого ответом и говорила лишь тогда, когда сама хотела что-то сказать.
– Но, если вы на то готовы, я могу взять Яшму в ученицы, – обратилась к матери госпожа Серебро. В ее словах звучала бесповоротная категоричность. – Я вам выплачу 50 вон. Служанкой она бы заработала эти деньги за два года. И, конечно, мы предоставим ей комнату, пищу, занятия и одежду. Через несколько лет она сможет приступить к работе. Как только выплатит мне 50 вон с процентом, то будет свободна отправлять вам все, что сочтет нужным.
Губы матери сжались в тугую кривую линию.
– Я сюда пришла не продавать дочь в куртизанки, – выпалила она, особенно подчеркнув последнее слово вместо того, чтобы сказать то, что хотела: шлюхи. – Или вы думаете, что я из таких матерей?
– Ваша воля. – Госпожа Серебро не выглядела смущенной, но Яшма отметила, что уголки ее рта тронула едва заметная презрительная улыбка. – В любом случае на кухне вас ждет суп, – бросила дама, собираясь уходить.
– Госпожа, постойте. – Яшма сама удивилась тому, что осмелилась заговорить. Мать хлопнула ее по плечу в надежде приструнить дочь, но Яшма продолжила: – Я готова остаться и стать вашей ученицей… Мама, все в порядке. Я это сделаю.
– Цыц. Ты не понимаешь, о чем идет речь, – шикнула на нее мать. Если бы они были с дочерью с глазу на глаз, то Яшма услышала бы длинный поток непристойностей на тему того, чем занимаются женщины, зарабатывающие на жизнь своими промежностями. В присутствии же госпожи Серебро мать ограничилась тычком Яшмы меж лопаток, выглядевших как сложенные остренькие крылышки так и не оперившейся птички.