Стараясь не смотреть с кем только что переспала, подтянула к себе ноги, но сил не оказалось, и просто свалилась на бок, тяжело дыша.

Внутри всё ликовало, болело, закручивалось.

Меня укрыли краем мохнатого одеяла и оставили одну.

— Она спит, — где-то сказал Уар. — Посмотри, но не подходи.

Видимо в комнату заглянула Полинка. Потом я слышала шум кастрюль на кухне, удары топора и как опять пела сестрёнка.

Ощущение было странным. Он из меня вышел, а мне казалось, что остался внутри. Нет боли не было, скорее чувство, что всё стягивается и пульсирует.

Расслабляющая волна прошлась по телу. Я почувствовала новые запахи, которые до этого не замечала. Во-первых, мех пах десятком оттенками. Во-вторых, точно знала, что Уар резал мясо, что замешивал тесто.

Мир словно изменился. Точнее изменилась я и стала его по-другому ощущать.

Уар бежал по моей крови. Это его семя внутри такое творило со мной. Меняло до неузнаваемости.

В комнате стало темно, это оборотень снаружи закрыл железные ставни.

Они варили пельмени, включили свет. Потом свистели на каких-то свистульках. Уар вырезал из дерева…

Похоже, я никогда не вернусь домой.

*****

Проснулась я вечером. В доме везде горел свет. За окном кто-то ходил, но рыков и визгов не было слышно.

Еле ноги на пол опустила. Секс выдался тяжёлым, и я чувствовала себя памятной, но удовлетворённой.

Полечка бегала мимо приоткрытой двери. За подобием мяча. Оборотень скрутил вещи в клубок и таким хитрым образом выкидывал Полинку с кухни. Ребёнок с писком восторга бежала к входной двери, забирала мяч и несла его обратно волку, который кидал клубок опять в коридор. И пока я в себя приходила, Полина умудрилась десяток раз мимо пробежать.

Нижнее бельё и чулки оставила валяться. Порванные штаны завязала верёвками, поправила лифчик и майку.

Насторожилась, когда услышала музыку. Играли на гитаре.

Вышла в коридор. Полина приласкалась ко мне на мгновение и побежала на кухню.

Оборотень развалился на пыльной грубой шкуре лося, напротив печи. В юбке толстой. Лохматый. Лицо с острым носом и широким ртом. На мужском торсе почти не было меха, так, мужик волосатый.

В руках его чёрная гитара. На первом этаже гитары точно не было. Он её достал с чердака, туда я обязательно загляну.

Оборотню когти мешали играть.

Он улыбнулся ребёнку, взял мяч и ловко закинул в дверной проём. Поля мимо меня пролетела за мячиком, подпрыгивая и смеясь.

Да, ребёнку много не надо.

— Порвёшь струны, — сказала я оборотню.

Он поднял на меня глаза, и я замерла от удивления. В этот момент было чётко видно какой внешность будет мужчина. И хотя взгляд исподлобья, мягко сказать, кусался и отпугивал, было в этом что-то невероятно притягательное. Нос, скулы… Но особенно мне нравился абрис широких пухлых губ. Угловато-естественные они опять застыли в ухмылке в этот раз в насмешливой.

Уар за гриф отдал мне гитару, и я не скрыла улыбки. Взяла инструмент себе и присела на лавку у стола.

Мне оставили пельменей и два яблока.

Голод был волчий. Настраивая гитару, я мельхиоровой вилочкой вылавливала пельмешки и стонала от удовольствия.

Струны тяжёлые, я всегда на нейлоновых играла, даже медные один раз касалась. А вот бронзовые видела впервые.

— Про бабушку, — попросила Полина.

Сестрёнка просила меня исполнить песню про бабушку пирата. Она пока толком не понимала, что песня так себе. Девочка любила бабушку, вот и казалось, что про нашу бабулю.

Спела для сестрёнки.

Оборотень поманил Полину и указал на гитару в моих руках. Поля вырвала у меня музыкальный инструмент и побежала к нему.

— Ладушка научи меня плести косички, я дяде обещала волосы расчесать.