– Неужели у вас нет перчаток? – спрашивала она взволнованно.

– Есть, но в них неудобно, – отвечал Эеншард, пожимая плечами.

– Вы просто не привыкли.

Она отпустила его руки и отступила в сторону, чтобы взять с маленького столика небольшой флакон.

– Позвольте мне помочь вам.

Эеншард смотрел на нее растерянно, откровенно не понимая, чего хочет эта женщина.

– Это пустяки, – буркнул он, показывая руки. – Само пройдет.

Он даже вспомнить не мог, чтобы о нем кто-то так же беспокоился, как сейчас эта северянка.

– Не упрямьтесь, пожалуйста, – шептала Ленкара, заставляя его сдаться, а затем брала его за руку, садила в кресло и, расположившись напротив, вновь взяла его руку. Эеншард смотрел то на нее, то на бледные руки, бережно наносящие мазь на обветренную кожу. Из чего бы ни было это белесоватое снадобье, но от него по руке шла приятная легкая прохлада и болезненные ощущения отступали.

– Теперь другую, – попросила она, мягко улыбаясь.

Эеншард, не споря, перехватил кружку и протянул ей правую ладонь, куда более грубую с рваным шрамом на запястье.

– Боевая рана? – спросила Ленкара, нащупав его пальцем.

– Волк укусил, – буркнул Эеншард.

Уловив перемену в его голосе, Ленкара посмотрела ему в глаза и умолкла, позволяя тишине заполнить комнату, пока она мазала обветренную кожу мазью, не зная, что спросить.

– Спасибо, – сказал Эеншард, первым нарушая тишину.

– Должна же я хоть немного скрасить впечатление о свой родине, а то вы подумаете, что здесь только горы да бури.

– Не подумаю. Здесь есть вы.

Он снова машинально коснулся шеи, опуская глаза. Подобной чуши он еще никогда не говорил и не заметил, как девушка смущенно опустила глаза.

Вернув мазь на место, Ленкара забрала свою кружку и замерла у стола, с интересом поглядывая на мужчину.

– Можно я задам не очень приличный вопрос?

Эеншард кивнул и тут же нахмурился, не представляя вопрос, который он сам счел бы неприличным, а что неприличным могла назвать эта северянка – и подавно.

– Не сочтите за дерзость, просто я никогда не была знакома с эштарцами, но это правда, что у вас много жен?

– Нет, у нас много женщин, но жена может быть одна, правда знать редко берет кого-то в жены: имея много наложниц – это бессмысленно.

– А как же наследник?

Эеншард нахмурился, не совсем понимая вопрос, но все равно пояснил:

– Когда женщина принадлежит мужчине, все ее дети – его дети, а все сыновья – наследники.

– И при этом отцы выбирают мужчин, лишающих девственности своих совсем молоденьких дочерей, которые потом сами выбирают себе мужчин столько, сколько сами захотят? И никакой любви? Я явно чего-то не понимаю.

Она сжала кружку двумя руками, сделав глоток.

– Наверно, не понимаете, – прошептал Эеншард, не представляя как это можно объяснить.

Почему-то он стал мрачным и задумчиво посмотрел на темный напиток, подставляя лицо ароматному пару.

– У вас много женщин? – спросила внезапно Ленкара.

– Около двадцати, – признался Эеншард.

– Так много!

– Для сына короля это мало.

– А детей?

– У меня нет детей. Не хочу, чтобы они были.

Ленкара сделала глубокий вдох, жалея, что затеяла этот разговор, поддавшись любопытству. То, как мужчина мрачнел, ее пугало. Мышцы на его плечах напрягались, перекатывались под одеждой, а пальцы все сильнее сжимали кружку, словно были готовы ее раздавить.

– Простите, я не должна была все это спрашивать, – спешно проговорила Ленкара. – Меня ведь это совсем не касается.

Он вдруг посмотрел на нее странным, мрачным и в то же время теплым взглядом и внезапно произнес:

– Если бы вы уехали со мной, когда буря закончится, я бы задумался о детях и браке.