– У вас превосходная память, – похвалил я его, пытаясь вспомнить, когда это рас-сказывал Большому Дядьке о знакомстве с обворожительной Юлечкой Штерн. И не на-плёл ли при том лишнего, интимного, для широкой известности не предназначенного?

– Замечательно. Значит, проблем не возникнет. Съездите к родным осинам…

– К ёлкам, – скрупулёзно поправил я.

– Ну да, разумеется, к ёлкам! Так вот, съездите, проветритесь. Зарегистрируете пистолет. Почитаете рукопись. Уверен, там, среди ёлок, она будет восприниматься осо-бенно ярко. Сами увидите! Вернувшись, пойдете по адресам. Повторяю: вернувшись, Филипп, и не ранее. Больше не смею вас задерживать.

Поняв, что меня тактично выпроваживают, я смахнул оружие и деньги в спортив-ную сумку, поверх тяжелоатлетического пояса, пропотевшей на тренировке одежды и обуви, и откланялся.

Проходя мимо Милочки, я был остановлен лёгким, но властным жестом изящных наманикюренных пальчиков.

– Филипп, насчёт подснежников… Ты меня в самом деле не разыгрываешь?

Сердце сладко дрогнуло: «Неужели?!»

– Да ни боже мой! – воскликнул я. – Истинная правда! Цветут, шалопаи!

– Хорошо, я согласна. Только обещай: рвать их мы не станем.

– Клянусь моей треуголкой! – воскликнул я, со рвением прижимая бейсбольную кепку к груди.

Она посмотрела на часики.

– Рабочий день кончается меньше, чем через полчаса. Подождёшь?

Я ответил без слов, одним взглядом, но он оказался столь красноречив, что Ми-лочка рассмеялась и самую чуточку порозовела.

Уходя переодеваться, Милочка оставила меня на скамейке около подъезда.

– Мама – ужас, какая строгая! – объяснила она своё нежелание пригласить меня в дом. – Может и не отпустить с таким явным жуиром.

– Это я-то жуир? – от всей души возмутился я. – Да парня скромней меня на сто километров в округе не сыщешь.

– А как же глаза всепобеждающего героя-любовника?

– Глаза? Мои? (Она утвердительно кивнула.) Подумать только! И какие же они у героев-любовников?

– Про других не знаю, а у тебя – хитрые и блестящие. В них отражаются десятки уже одержанных над женщинами викторий и сотни викторий грядущих. А твой голос?

– Ещё и голос?

– Ну да. Тембр знаешь, какой чувственный? Ужас! Нет, маме лучше не знать о существовании Филиппа К. вообще. И как только я, неискушенная девушка, краснеющая при виде киношных поцелуев, решилась уступить твоему напору?

Она упорхнула.

Беда, думал я, наблюдая недвусмысленное топтание голубя-самца перед голубкой – с раздуванием груди, клёкотом и прочими проявлениями дешёвой саморекламы. Выхо-дит, я со стороны выгляжу ничуть не лучше этого самовлюбленного идиота, озабоченно-го единственным желанием – порочным и легко читаемым? Ай-яй-яй! Пора кардинально менять имидж.

Милочка появилась неожиданно скоро, одетая в высшей степени целесообразно: джинсы, сапожки, яркая курточка, вязаная шапочка с помпоном. Я с удовольствием по-думал, что моя избранница не только прелестна, но вдобавок и сообразительна. Апрель месяц, как-никак. В парке модный вечерний туалет был бы неуместен.

Мы погрузились в испытанный мой «Рэнглер» и покатили.

Автомобиль пришлось оставить за воротами парка. Внутри была отличная широ-кая дорога, но только для пешеходов, велосипедистов и спецмашин. Пройдя по ней с полкилометра, мы свернули на асфальтированную тропку. К счастью, тропка доходит почти до места произрастания подснежников. Месить ногами весеннюю грязь не придёт-ся.

Невдалеке, хорошо видимый за голыми деревьями, виднелся высокий бетонный забор. Изредка слышался лязг металла. Над забором вздымались металлоконструкции козлового крана и грандиозные, густо дымящие трубы.