Может, и то, и другое.

Дома на ферме отец как раз запрягал повозку.

– Ну как, Мирко, выучил сегодня что-нибудь в школе?

Он всегда задавал один и тот же вопрос.

– Да, – ответил Мирко, как обычно. – Куда ты собрался?

– Мне надо в город, но сначала я заеду к соседям. Хочешь поехать со мной?

– На большую ферму? Где близнецы?

– Нет, на маленькую. К вдове.

Не то чтобы Мирко очень хотелось навещать соседей, но планов у него никаких все равно не было, так что он с удовольствием составил отцу компанию. О вдове он раньше только слышал. Ее муж умер пару лет назад, а дети разъехались, по крайней мере одна из дочерей, которая уже стала взрослой.

Он сел в повозку, и та загрохотала по узкой колее, вившейся между полями к соседской ферме. Сильные копыта лошади взвивали пыль, так что та туманным облаком повисала за телегой.

Они жили в юго-восточном конце протяженной долины, на самом краю, где природа, ближе к горам, становилась более сдержанной. С их фермы соседскую не было видно, ее заслонял холм с обветренными деревьями, которые стояли скученно, словно совещались и замышляли нечистое. Поскольку из дома Мирко эту ферму увидеть было невозможно, ему всегда казалось, что она очень далеко.

Солнце палило, деревья скрипели, удары копыт раздавались глухо и уверенно, и на Мирко напала приятная, усыпляющая леность. Его отец спокойно сидел на козлах, опустив руки на колени и позволив лошади самой выбирать темп. Они уже давно достигли согласия, и у них не осталось поводов ссориться. Он не подгонял, а лошадь в ответ выполняла то, что от нее ожидалось. Они во многом были похожи.

Мирко предпочитал сидеть в повозке спиной к отцу. Ему нравилось смотреть назад, на проплывающий мимо пейзаж. Он словно выезжал из картины и погружался в новую, которая раскрывалась ему и становилась все больше и больше. Это давало время рассмотреть детали и спокойно их оставить, когда они отдалялись и становились неразличимы. Когда он смотрел вперед, ему казалось, что впечатления атакуют, набегают со всех сторон, и он не успевал их впитать и переварить. Когда он единственный раз сел в автомобиль, у него закружилась голова, и потом осталось ощущение, словно в него впихивали еду, не разрешая и не давая времени ее прожевать.

Отец что-то сказал, и Мирко повернулся посмотреть вперед. После очередного поворота показалась соседская ферма. Сначала главный дом – он стоял поперек и слабо светился, как усталая старая свиноматка, которая случайно забрела к паре кипарисов. За домом проглядывали еще несколько строений, а на заднем плане с королевским величием гряда гор поднималась к небу глубокого синего цвета. Узкая расщелина, как после удара топора, пронзила гору и образовала необычную трещину над крышей фермы.

В детстве Мирко, конечно, пару раз бывал у соседей, но сейчас все воспоминания о ферме стерлись. Светлые камни, краснокирпичная черепица на крыше, – словом, она ничем не отличалась от любой другой фермы в окрестностях.

Они проехали по колее, огибавшей хозяйский дом слева и заводившей на пустынный двор. Только пара потерянных куриц бродила, поклевывая что-то в жухлой траве среди камней. Из хлева послышалось блеяние, потом мычание. Отец спрыгнул с козел, а Мирко остался сидеть на повозке, внимательно все разглядывая. Лошадь опустила голову на пару дюймов, передвинула свое большое заднее копыто, приняв позу для отдыха. Издалека разносился бой церковных часов. Его не всегда было слышно. Звук зависел от ветра, а его порывы подвластны только Богу. По крайней мере, так говорила мама Мирко, и ее мысли были понятны. Если бой было слышно, значит, Бог хотел привлечь внимание людей.