Потеряв бдительность, Эррин позволила мужчине перехватить свой оценивающий взгляд.

– Нравлюсь? – тут же с явной иронией спросил он.

– Не особо, – удерживая взгляд Безумного, ответила Эррин.

– Но заинтересовал?

– Не льсти себе.

– Что же ты тогда с меня глаз не сводишь?

– Никогда не видела таких преступников. – Девушка пожала плечами.

– А ты и преступлений таких не видела.

– И не увижу. Сейчас – не то, что сто лет назад. Никто никому не позволит вырезать весь город.

Эррин внимательно следила за реакцией мужчины. Подспудно она хотела увидеть раскаяние или хотя бы дальний отголосок сожаления. Но тщетно. Годдард облизал вымазанный в соусе палец и заметил равнодушно:

– Не вырезать, а сжечь.

– А есть разница?

– О, есть, и большая. Например, в скорости уничтожения.

– В скорости может таиться милосердие, – аккуратно заметила Эррин.

– Ох уже эти маленькие рыженькие хомячки и их вера в прекрасное, – ухмыльнулся Годдард и вперил в неё немигающий насмешливый взгляд.

Но Эррин выдержала его, вернув издёвку:

– Ох уж эти тёмные властелины, уверенные, что мир крутится исключительно вокруг них.

Годдард ухмыльнулся ещё шире:

– Да, называй меня властелином, мне нравится.

На поле словесных пикировок, где Эррин в силу своей природной саркастичности, считала себя профессионалом, Годдард раз за разом доказывал, что он просто изобрёл этот вид поединка. Но дело шло определённо лучше с каждым разом. Девушка обретала уверенность и начинала надеяться, что когда-нибудь сможет выйти если не победителем, то хотя бы сыграть вничью.

Когда вернулся Ролли, на его лице отражалось спокойное удовлетворение, а хозяева, которые, сдерживая свои гигантские шаги, семенили сзади, едва ли не с благоговением посматривали на учителя. Магам споро застелили три больших сундука, оставили свечу с пожеланиями, по местному обычаю, тёмных снов и избавили, наконец, от своего общества.

– Что ты им показал? – негромко, с иронией поинтересовался Годдард. – Развеял дымные шары, что сам же и создал?

– И дымные, и маревное облако, и искажение пространства, – с почти мальчишеским смехом в голосе тихо сказал учитель. – Но как честный маг, ночлег всё же отработал. Повесил на окна защиту от сквозняков, а на схрон поставил отвод глаз. Так что теперь никто кроме хозяев, даже грызуны, его просто не найдут.

– Они вам и схорн показали? – удивилась Эррин.

– Нет, конечно, – широко улыбнулся учитель.

– У Берти отличный нюх находить то, что скрыто от глаз, верно? – усмехнулся Годдард.

И оба мужчины переглянулись так, словно у них была общая тайна. Но Ролли быстро переключил взгляд на девушку:

– Выбирай, где тебе удобнее будет спать.

После того, как Эррин определилась, Годдард придвинул свечу к одной из оставшихся лежанок и устроился на ней, со стоном удовлетворения вытянув длинные ноги. Эррин и Ролли последовали его примеру. Было по-прежнему прохладно, и девушка натянула одеяло почти до ушей.

Когда свеча догорела, в тишине раздался тягучий голос Безумного Годдарда:

– Рыжик, если тебе будет холодно, можешь приходить ко мне, я тебя согрею.

– Дар! – одёрнул его учитель.

– А что? Ты сам хотел? Ну извини, Берти, тут уж как свезёт.

– Может, вы оба заткнётесь и дадите поспать? – резко прервала загорающуюся дискуссию Эррин. Её послушались и настала тишина. Только неимоверным усилием воли девушка сдержалась, чтобы не натянуть одеяло по самую макушку.

Кое-что о гостеприимстве Северян

Утром Эррин слышала, как проснулся учитель, как встал и шуршал одеждой Годдард, но глаз не открыла и не показала, что проснулась. Она немного полежала в тишине и одиночестве, бездумно таращась на трещину в грубо обмазанном глиной потолке. Настроение было подавленное. Конечно, этому немало способствовал холод, телесные лишения и депрессивные серые цвета Северного слоя. Это если отвлечься от главного источника дурных эмоций.