За одним из столов сидели, очевидно, проститутки. Они с удовольствием ели, иногда громко смеялись, а иногда понижали тон и склонялись друг к другу головами, словно секретничая. «Наверняка обсуждают ночных клиентов», – подумала Эррин.

Признаться, ей было интересно. Отдаваться мужчинам за деньги – это наверняка означает стереть из своей жизни целый пласт любовного интереса. Вряд ли после подобной работы они находят силы на томление или романтическое волнение. Что же их радует? Что восхищает? Гадливости по отношению к этим женщинам она не испытывала, но не могла не признать, что считает их ущербными.

Взгляд, как назойливая муха, щекотал лицо. Ну, конечно же, Годдард.

С вызовом повернувшись к мужчине, она прямо посмотрела в его ледяные глаза. Она ждала, что тот пройдётся саркастичным высказыванием по её интересу дамами полусвета, но он снова удивил:

– Ты совершенно права, когда думаешь, что мне нужна женщина для секса.

– Что, прости? – задохнулась от возмущения Эррин, а Ролли сердито звякнул вилкой.

– У меня не было женщины сто лет. Это, знаешь ли, срок для любого мужчины. Вам самим будет легче, если вы организуете мне способ сбросить напряжение. Я не гордый, мне вполне подойдёт женщина за деньги. Но если ты, Эррин, решишь скрасить мне ночь, это будет ещё лучше.

– Дар, ты переходишь все границы! – с угрозой в голосе резко сказал учитель.

– Берти, все границы мной уже были перейдены очень давно. Разве не это привело меня в Древнюю тюрьму? – неприкрытый злой сарказм по ощущениям горчил и дурно пах.

– Сделай нам всем доброе дело: постарайся обуздать себя и держись в рамках!

– Тогда сними с меня эти браслеты, – провернув запястья, Годдард глухо звякнул магическими оковами. – Они меня зверски раздражают. А когда меня что-то так сильно раздражает, я не могу удержаться ни в каких рамках!

– Потерпишь, – нахмурился учитель.

– Тогда и вы терпите, – узник надел маску равнодушия и откинулся на спинку стула.

После завтрака Годдард покинул едальню первым. Не похоже, чтобы он планировал побег, да и в блокираторах это практически бессмысленно, поэтому его отпустили без подозрений. Тем более Эррин хотела поговорить с учителем.

– Магистр, останьтесь, пожалуйста, на пару слов, – попросила она, когда старик уже начал вставать. Тот кивнул, опустился снова на стул и поглядел на Эррин с тревогой и заботой.

– Тебя что-то беспокоит? – спросил он. – Ну кроме того, что с нами в компании путешествует архивный злодей…

– Нет. Ну… да, но беспокоит меня не это. Я бы хотела попросить вас перестать меня защищать от него. Если он делает выпад в мою сторону, дайте мне самой отбиться. Не надо так меня опекать – подобным способом мне не выйти с ним на равные.

Ролли покивал, соглашаясь:

– Понимаю, о чём ты. Но мне невероятно сложно сдержаться. Я не просто в тревоге – я в панике. Мы сунули тебя к нему в пасть в надежде, что ты справишься. Хотя, прости, но надеяться стоит только на то, что ты покажешься ему невкусной.

Это было обидно, и учитель сразу прочёл это по глазам Эррин.

– Не обижайся, и пожалуйста пойми. Ты отлично держишься, и вера в благополучный исход безусловно есть. Но это Годдард.

– Отлично. А это я. Да, магически я не особо разнообразно одарена. Но в академии меня называли принцессой сарказма – и не просто так. Все баталии, что сейчас ведёт Годдард – словесные. Так позвольте мне побеждать в них! Самой, не прячась за вашу спину.

– Хорошо, я постараюсь сдерживаться. – Грустно кивнул учитель. – Но Годдард в словесных битвах был хорош ещё тогда, когда в проекте не было даже твоих родителей, а не то что тебя. И после Зверя он… потерял ориентиры…