Я не нахожу что ответить. Наблюдаю, как возвращается дядя Вова, протягивает мне денежную купюру и лист бумаги с ручкой.

Мне хочется отказаться от денег, выхватить их из рук дяди и швырнуть в лицо его жены, как и бумажку, на которой я должна написать расписку.

— Вов, ты с ума сошел?! — восклицает тетя Соня. — Просто отдай девочке деньги. У нее сложности. Все же надо оставаться людьми в такие времена.

— Ты права. Ты права, — причитает мужчина.

— Бери, Есенька. Бери.

И я беру купюру, пренебрегая гордостью.

— Спасибо, — отвечаю сдавленно.

— Хорошо, что ты пришла с утра, — произносит тетя. — Если бы ты задержалась, то не застала бы нас. Мы собирались на дачу. Виноград пора снять.

Я понимаю эти слова как приглашение на выход.

— Егору от нас передавай привет, — слова дядя Вовы догоняют меня у самой двери. — Мы ему обязательно позвоним. Поболтаем.

— Передам, — я отвечаю на автомате и спешу покинуть квартиру.

Слезы отчаяния, бессилия и обиды душат меня. Что теперь делать? Что?!

Я вырываюсь из темноты и духоты подъезда на яркое солнце и свежий воздух. Иду подальше от дома родственников в поисках укромного уголка и, только присев на скамью, даю волю своим эмоциям. Плачу, закрыв лицо руками.

Отчаяние накатывает волнами. И каждая следующая все больше предыдущей. Хочется кричать, но я сдерживаю себя, а когда в легких начинает печь от нехватки кислорода, вскакиваю на ноги и торопливо иду к остановке. Если продолжать сидеть и бездействовать — ничего не изменится. Так я могу поступить с собой, пустить свою судьбу на самотек, но не судьбу брата. Он зависит от меня, и я не могу его подвести.

В голове выстраивается новый план.

Я могу попытаться взять кредит, но с огромной вероятностью мне откажут. У меня нет за душой ничего, кроме просрочек платежей за стиральную машину. И я иду в банк лишь для успокоения совести, чтобы быть уверенной на сто процентов — я использовала шанс.

— Прошу прощения, Есения Алексеевна, но банк вам отказал, — произносит мне девушка с форменным зеленым платком на шее. — Я могу вам еще чем-то помочь?

— Нет, спасибо. До свидания.

Вот вроде бы и знала, что ничего из этой затеи не выйдет, но все равно испытываю разочарование.

В руках вибрирует телефон. Ната. Не возьму трубку. Не могу и не хочу сейчас разговаривать с подругой. Я ограничиваюсь коротким СМС: “Егор в порядке”.

“Я очень рада. Позвони, как его можно будет навестить”, — получаю от Наты.

Я оставляю сообщение без ответа. Сомневаюсь, что я вообще смогу смотреть в глаза подруги после того, что собираюсь сделать. Никогда бы не подумала, что опущусь до шантажа.

Пока еду к офису Сергея Дмитриевича, прокручиваю про себя наш возможный диалог. В нем я веду себя уверенно, не мямлю и не показываю страха. Но это сейчас, когда я не вижу перед собой злого мужского лица.

Выхожу на нужной остановке, в надежде, что смогу встретить отца Наты на стоянке. Вряд ли моих храбрости и отчаяния хватит, чтобы войти в здание. Да и разговаривать будет удобней без свидетелей.

За почти полтора часа ожидания, я успеваю накрутить себя до предела. А что, если Сергей Дмитриевич не поверит мне и рассмеется, глядя в лицо? Поймет, что на самом деле я не смогу рассказать об измене его дочери? Вызовет полицию? Что тогда?! Егора тут же заберут! О чем я только думала, когда ехала сюда? Дурочка!

Я суетливо поправляю сумочку, собираясь уйти, но совсем рядом слышу холодный мужской голос.

— А ты что тут делаешь? — Сергей Дмитриевич смотрит удивленно.

За своими мыслями, я не заметила, как темно-синий внедорожник проехал мимо меня и занял место в первом ряду стоянки.