брата с ехидной улыбкой.

— Зубы мне не заговаривай, — хмыкает. — Одна ты в лес не пойдёшь.

— Пойдём вместе, — не сдаюсь.

Секундное замешательство, и у брата начинают ходить желваки. Какое «вместе» на прогулку, если он со мной в одном доме пять минут высидеть не может?

— Я машину чиню. Некогда.

— Ну и чини, — фыркаю. — А я пошла.

— Нет, — хватает меня за локоть. — Не хватало, чтобы ты ноги себе переломала. И так еле ходишь.

— Нормально хожу, — выдёргиваю конечность из хватки. — На трёх ногах надёжнее, чем на двух, — кручу трость.

— Ты. Никуда. Не пойдёшь, — чеканит слова, как станок монеты. — По двору гуляй.

Дома моральный терроризм, за двор выйти нельзя. Достал.

— Почему у меня ощущение, что я тебе не сестра? — зло цежу.

— Глупости не болтай. Кто, если не сестра?

— Пленница, — с вызовом смотрю на Карима. — Я чувствую себя твоей пленницей.

В чёрных глазах мелькает непонятная мне эмоция. То ли страх, то ли удивление. А может, всё сразу.

— Я просто о тебе забочусь, — выдаёт на выдохе.

— Забота — это прекрасно, а удавка на шее — не очень.

Продолжать бессмысленный разговор нет желания. Карим со двора меня не выпустит, а спорить с ним бесполезно. Пойду полежу. Книжку глупую почитаю.

— Вечером баня! — кричит мне в спину.

— Иди ты… в баню, — ворчу тихо и захожу в избу.

***

Сколько уже девочка живёт у меня? Сегодня шестой день вроде. А ощущение, что вечность прошла. Мне безумно сложно врать Динаре. И ещё сложнее делать вид, что я её брат. Я уже на грани, если честно.

Сестрёнка не дура. Память потеряла, но подвох чует чётко. Каждый день меня к стенке припирает. Моментами я почти готов плюнуть на всё и рассказать ей правду. Из-за матери только держусь.

И работа не прёт. Надо сохатого завалить кровь из носу. Неделю за ним по лесу хожу, а он, гад, след путает. За сохатину мне приличные бабки обещали, только тянуть не стоит — найдут другого поставщика. Охотников-то хватает.

От мыслей о работе я снова возвращаюсь к мыслям о девочке. И так по кругу. Рехнусь скоро. Самое поганое во всей этой истории — неопределённость. Я устал врать. И от неконтролируемого влечения тоже устал. Но я не хочу отдавать девочку мужу-упырю. Будь моя воля, я бы Динару себе оставил.

На ловца и зверь бежит. Не сохатый, но тот ещё лось — Тимурчик на линии.

— Не добрый день, — отвечаю на звонок.

— Что так? — напрягается моментально. — Проблемы?

— Ты мне проблему подкинул. Забыл?

— Не начинай, ты за это деньги получил, — Тимур злится. — Какие новости? Динара ничего не вспомнила?

— Нет, но она нервничает. Чувствует, что её обманывают.

— Твоя задача её успокаивать, — рычит в трубку.

— Слушай, ей врач нужен. Еле ползает девчонка.

— Это нормально, — небрежно бросает ублюдок. — С ней такое не первый год.

— В смысле?

— Динара разбилась на машине. Уже была одна операция, после неё стерва стала передвигаться с тросточкой. Жизни мне не давала, коза. Ты не представляешь, как было хорошо, когда она с койки не вставала!

И тут мне становится очевидна вся глубина задницы. Я знал, что Тимурчик упырь, но чтобы настолько… Башка гудит. Кажется, я бы сейчас руку в трубку сунул и сломал шею утырку.

— Слышь, муж, — выплёвываю зло, — врача жене ищи!

— Громкость убавь, — холодно бросает Тимур. — Никакого врача не будет, пока я не найду, куда стерва спрятала фотки.

Что за фотки? Почему Тимур из-за них так переживает? Вопросов тьма, но сейчас не об этом.

— А если Динара ласты склеит?! — почти ору. — Ты конченый, что ли? — убавляю громкость, поглядывая на дом.

— Склеит — закопай её в лесу, — гогочет. — Да не ссы, Каримка! Не может мне так повезти! — снова уходит в штопор ублюдского веселья.