В сумочке звонил телефон. Звонок, другой, десять, пятнадцать. А я бежала.

Со всего маху вдруг налетела на огромного толстого мужика, подвернула лодыжку, почти что упала.

Остановилась, приходя понемногу в себя, выхватила трубку из сумки, нажав на прием, все еще плохо соображая, что происходит.

– Просто остановись. Ты меня слышишь? Стой, где стоишь.

Его голос. С незнакомого номера он прозвучал как луч солнца в ночном кошмаре моего помутнения, как тонкая ниточка разума.

Я стояла и плакала снова. Горько, навзрыд, прямо посреди тротуара на проспекте Стачек. Клапан плакательный во мне был открыт накануне? Вот и получите.

Уже спустя пару минут чьи-то крепкие руки обняли, прижали к широкой груди. Я зажмурилась. В нос ударил очень легкий запах полыни, дорог, самолета.

– Что ты с собой сотворила. Люсь? Ну как оставить тебя, ты мне скажи?

– Ты пропал.

Две ладони обняли мое лицо, медленно отрывая от стремительно намокающей толстовки.

– Я же сказал тебе – прилечу. Это что значит?

Какая же я идиотка. Нет, конечно, в мою гениальную голову не пришла эта странная мысль: он был в самолете. Громко всхлипнула и открыла глаза, через секунду уже понимая, что точно погибла. Не нужно было мне останавливаться.

На меня тревожно смотрел мужчина из моих тайных снов. Из тех, о которых мы никому не рассказываем.

Русалочий разрез темных глаз, русые, слегка вьющиеся волосы. Крупный нос с горбинкой, тяжелый подбородок с милой ямочкой, резные красивые губы. На голову выше меня, очень широкий, от него просто веяло силой. И смотрел он на меня так… как на маленького ребенка: нежно и очень встревоженно.

Ну, здравствуй, беда моя новая. Мало мне было. Влюбиться в мужчину с самого первого взгляда, безнадежно и неразделенно? Могу, практикую, учитесь. Зато успокоилась сразу, поток слез как-то иссяк. Выглядела я, наверное, теперь потрясающе: опухшая, мрачная, красная и точно с круглыми глазами.

– Ты же… Кот?

Он улыбнулся, добив меня окончательно, обнажил ряд белоснежных зубов и продемонстрировал ямочки на щеках. Пристрелите меня, чтоб не мучилась.

– Марк Кирьянович. Почему ты сбежала?

Ну что тут ответишь. Особенно человеку, который, (о, ужас!) знает размер моих трусиков. Нда…

– Можно я сделаю вид, что всего этого не было?

Он меня все еще обнимал, а мы стояли посреди тротуара, явно мешая прохожим. Превозмогая себя, медленно отстранилась. Радуйся, дурочка, в твоей жизни были объятия с идеалом. Большего и не жди.

– Так. Ладно. Ты традиционно не ела, я тоже. Идем. Я бы, конечно, повел тебя завтракать в ресторан, да боюсь, ты туда не дойдешь, дорогая. Потому в “Теремок”. Вот там все и расскажешь. Мне твоя встреча не нравится.

Я молча кивнула. А что оставалось?

Только беззвучно страдать.

В это время дня (очень позднее утро) заведения фастфуда пусты и свободны. Офисный завтрак уже завершен, а время обеда еще впереди. Выбрав столик на двоих в углу у окна, Кот отвел меня, усадил, ни о чём больше не спрашивая, протянул мне зачем-то маленькую упаковку влажных салфеток и ушел быстро к кассам.

Те немногие несколько раз… если честно, то немногие дважды, когда щедрые молодые люди водили меня в ресторан и кафе, они любезно интересовались моими вкусами и предпочтениями. А тут: просто сиди, жди его, ненаглядного, да помалкивай.

Снова я себе лгу малодушно. Кот отлично разбирается в моем персональном меню: я терпеть ненавижу овсянку, кофе не пью с молоком и вишня – мой личный наркотик.

А ведь я его совершенно не знаю. За все время нашего с ним знакомства мне было раскрыто лишь имя. Ни возраста, даже примерного, ни даже даты рождения, не говоря уже об интимных подробностях личной жизни. Ни-че-го. Терра инкогнито. Откуда он? Кто родители, где учился? Отсутствие обручального кольца на руке не давало весомой надежды. Во-первых, вовсе не все их носили. Во-вторых…