Пауков было очень много, я не видел, что там с другими, но по звукам, мы ещё держимся. Я же крутился как волчок, крыльями отбрасывал, не подпускал их к своей спине, уворачивался от плевков, прыжков и рубил, рубил, рубил… Перед глазами только всполохи опасности, эти жвала, острые лапы и уродливые хитиновые тела. Сердце почему-то не выпрыгивает из глотки от такого темпа, в голове холод, а руки крепко сжимают рукояти мечей, не обращаю внимания на липкую и вонючую слизь на лице и одежде. Потроха и мозги пауков не вызывают у меня рвотных рефлексов, а это очень хорошо.

Но всё когда-нибудь заканчивается и начинается оценка произошедшего. Я остановился в какой-то момент, когда не ощутил опасности. Мир стал медленно приобретать свои цвета, а пейзаж некогда отрешенной пустыни стал напоминать мясорубку изрубленных тел, ошметков внутренностей и вони гнили. Я только сейчас понял, что за время этого боя, не дышал. Легкие обдало режущей болью, а горло с хрипом выдало выдох и вдох. Сердце застучало как после стометровки. Ноги задрожали, и им вдруг стало очень сложно меня держать, колени подогнулись, больно ударился ими об эту каменистую почву, руками оперся, чтобы не рухнуть лицом на землю, пытаюсь дышать и успокоить бешеный ритм сердца. Со мной такое впервые, я не понимаю, что со мной, в ушах звон и все звуки словно через вату слышу. Меня кто-то бережно поднял, в рот заливать стали какую-то горькую и тягучую дрянь. Вот сейчас мне блевать очень охота, но эти заботливые не дают выплюнуть гадость. И о чудо! Когда проглотил это, звон в ушах стал утихать, сердце успокоилось, а воздух без заторов и боли проникает в легкие. Зрение мягко фокусируется, я вижу перед собой обеспокоенные лица Фаута, доктора и еще четверых парней.

– Ну, ты брат и монстр, – Фаут улыбается, – всех покрошил, нам досталось всего пара десятков и то одна мелочь!

– Что со мной было? – перевёл взгляд на доктора, мне показалось или он постарел на лет пять?

– Вас, господин, отравил Старший. Еле успели, а вы ещё глотать не хотели! – он обиделся на меня? Вон как надулся.

– Спасибо, – я ему действительно очень благодарен, так плохо мне ещё не было, и дело не в боли, а в том муторном состоянии. – А где Сириф? – я сел, но её не вижу, в начале ее не очень вежливо отбросил от себя, а сейчас в груди всё сжимается от страха.

– Я здесь, дядь, – повернулся на голос, моя пернатая сидит на ящере, который спокойно себе жует паучка, а я ещё подумал, что за хруст такой.

– Ты это… извини, что отбросил.

– Нет, это ты извини. Я испугалась, впала в панику и чуть нас не угробила. Извини… – сейчас разревется курица моя, а меня на лыбу распирает.

– Фаут, а среди этих были Старшие?

– Эларс, ты уничтожил стражников в горячке боя, они атаковали тебя, мы не успевали их перехватить, но ты сам справился, я аж залюбовался тобой, – брат мой сидит и улыбается во все тридцать два, а я отвел взгляд от него и осмотрел это поле, оно все в мертвых пауках, вижу здоровенные туши и начинаю приходить в режим охренения.

– Это я их? – тихо спрашиваю у брата, а тот счастливо мне улыбается и кивает. – Охренеть…

– Эм, господин, а что значит «охренеть»? – я посмотрел на доктора, точно, он же ещё не ругается на могучем, Фаут посмеивается, парни тоже стоят, сидят и с интересом смотрят на меня.

– Это означает, что я в изумлении, шоке.

– Хмм… значит, и я охренеть, – пернатая хихикает, а братан ждет от меня чего-то.

– Нет, док, надо говорить « я в ахере», – эти серьезные и полные внимания лица пробуждают во мне взрыв смеха, и я не сдерживаюсь, сижу и смеюсь, плевать, как на меня сейчас смотрят другие, я смог погрузиться в транс боя, о котором только читал, на своей шкуре ощутил что это такое, понял, что только в медитации смогу восстановить всю схему своих движений, сейчас же я помню только эти всполохи, росчерки свих мечей, взмахи крыльев, на этом всё.