Потому что это её кресло.

И её домик.

Кресло было одето в белую накидку с намёком на ромашки, как старая дама в длинную ночную рубашку. Оно могло получить первый приз за костюм приведения на бале-маскараде кресел.

Все горизонтальные поверхности в домике: стол, два комода, сундук, полку, спинку дивана, сиденья гнутых стульев, покрывали круглые кружевные салфетки. В прошлом – белые. В несколько слоёв. Ровно по центру салфеток стояли вазочки, чайнички, статуэточки. На одну салфетку чего-то фарфорового не хватило, и её украшал собачий ошейник с надписью «Тоби» на серебряной бирке. Янка злобно подумала, что прежняя хозяйка носила его сама.

Других следов домашних животных в домике не обнаружилось. Старая фея содержала пыль. Разводила её, заботилась, но никогда не выпускала погулять на улицу. В одну из салфеток Янка, расчихавшись от пыли, высморкалась, вызвав сначала тихий ужас, а потом громкий восторг собравшихся.

– Как это не видят?

Домовой фей Степан качался на страшно скрипевшем стуле.

Вначале он сел ровненько: ноги под сидение, спина прямая, руки на коленях. Привык он в этом домике сидеть именно так. Потом, сообразив, что власть поменялась, задрал ноги на сундук, балансируя на двух ножках. Скрипел он громче, чем говорил.

– Что? Да сядь ты ровно, я ничего не слышу.

– Почему, говорю, они нас не видят? – повторил Степан, стукнув ножками о пол.

– Ну, а как? У них такое в доме… Богатство… А они ходят спокойно. Я бы, знаешь, очень удивилась, если бы у меня в комнате что-то… – Янка пошевелила двумя пальцами, – мелкое бегало. И летало.

– А, ты в этом смысле. Нет, они нас прекрасно видят. Ну, ты что, сама подумай, они бы всё перетоптали, если б не видели.

Степан пожал плечами, подчёркивая своё недоумение.

– Да они смотрят на нас как на пустое место! – возмутилась Янка таким поведением больших.

– А вот это ты совершенно правильно заметила. Молодец, сообразительная. Именно. Видят, но не замечают. Мы же, – Степан погладил себя по животу, – феи.

– И что теперь? На фей им наплевать?

Янку, пусть не признавшую себя феей, такое отношение не устраивало.

– Почему? Понимаешь, – Степан взъерошил волосы, подняв облачко пыли, – так положено. Или так сложилось. Не знаю, как объяснить. Мы феи. Мы делаем свою работу. А они живут. Ты что, как маленькая, у вас что, фей нет?

– Э-э-э… Не знаю. Надеюсь, нет.

Янка представила, что её московская квартира густо заселена мелкими существами, которых она не замечает. А они видят её всегда, всё, что она делает. Стало очень неуютно.

– И как вы без фей живете?

Степан смотрел на Янку, сочувствуя такому горю.

– Ну, – Янка покрутила пальцем в воздухе, – выкручиваемся как-то.

– Тяжело вам, наверное, – вздохнул Фёдор.

– Э-э-э, да, непросто.

Янка сама сейчас выкручивалась. Она не очень понимала, о чём речь.

– И что, всё сами? – поинтересовалась Машка.

– Что всё?

– Ну, по хозяйству. Приготовить там, починить что-нибудь?

– Сами. Нет, ну сейчас объясню…

Янка встала в кресле на колени.

– Если готовить, это мама. Если одежду в шкаф сложить, это я. Если сломалось, это папа. Так-то сами, но не один человек сразу всё делает, понимаешь?

– Это понятно, что делает. – Машка отломила кусок крекера, который, размером с велосипедное колесо, занимал почти весь на стол. – А кто делает, чтобы делалось?

– Чего?

– Ну, вот, например, мама твоя готовит, а кто следит, чтобы всё правильно?

– Что правильно?

– Молоко кипело, но не убежало, мясо жарилось, но не пережарилось.

– Ну, здрасьте, кто. Она и следит, кто же ещё?

Феи, сидящие в домике Янки, переглянулись. Степан перестал качаться на стуле. Фёдор оставил попытки вытащить застрявший палец из фарфоровой вазочки с узким горлышком. У Машки изо рта торчал крекер.