Первым из философов, пытавшимся создать систематическое христианское учение, был Ориген, напомнивший александрийцам, что и апостолы, и библейские пророки обладали сакральными знаниями, недоступными формально-логическому мышлению. Таким образом, сын христианского мученика Ориген актуализировал древний вопрос трансляции истинных знаний «антивербальным» способом, в очередной раз подняв проблему зрительного восприятия. Идентифицируя себя как христианского философа, он напоминал, что апостол Павел «слышал слова, которые человеку нельзя пересказать» (Кор. 12.4). В вербальной по форме, но в наиболее мистичном по содержанию «Апокалипсисе» Иоанна Богослова говорится, что не всё позволено выражать и записывать словами, «я хотел было писать; но услышал голос с неба, говоривший мне: скрой, что говорили семь громов, и не пиши сего» (Откр. 10.4).

Рассуждая над этой проблемой, Маршалл Маклюэн пришёл к неожиданному выводу. Cсылаясь на труды Фомы Аквинского, наиболее цитируемые в современной философии, автор объясняет, что «будучи учителями, Сократ и Христос, не связывали свои учения с письменностью»[33]. Род человеческий был создан созерцателем и его ум покоился, так как доступ к знанию сущего первоначально ему был открыт, утверждал Афанасий Александрийский. Бытийственность первого человека была в гармонии с миром, он жил совершенной жизнью, наслаждаясь созерцанием и любовью к Создателю, пишет Афанасий. Но человек увлёкся «любопытством» и возжелал всё рационально осмыслить, что привело к утрате единства и целостности его сознания и природы.

Филон Александрийский, родившийся на 15–25 лет раньше Иисуса Христа и умерший спустя 10–20 лет после его распятия, впервые включил «проблему образа» в философский контекст. Для описания видимого мира на вербальном уровне он стал использовать новые термины: «образ», «знак», «символ». Среди представителей этой школы следует отметить ещё Климента Александрийского, который «сделал учение об образе главным пунктом своей мировоззренческой системы. Образ начинает играть у него роль структурного принципа, гарантирующего целостность всей системы»[34]. Проблему восприятия и механизмы воздействия зрительных образов на сознание активно изучали Плотин и «великие каппадокийцы». Из чувственных органов самое ясное представление об окружаемом мире имеет зрение – так вслед за Платоном идею главенства зрительного восприятия развивал Василий Великий. Он утверждал, что образ, написанный живописцем, «затмевает» и «освящает» неясность словесного изображения. «В противовес западной традиции отцами восточной церкви подчеркивалась особая важность зрения как первоисточника знания, а изображение трактовалось как полномочная репрезентация истины»[35]. В христианском эллинизме (I–IV века н. э.) приоритет этих принципов восприятия нашёл своё развитие в катакомбном искусстве, разработавшем идеографическую систему проповеди, выражавшую истину в символической форме.

Изучая социальную и культурную динамику нашей цивилизации, П. Сорокин выделял катакомбное искусство как наиболее чисто символическое и трансцендентное по форме и содержанию. «И действительно, самое раннее христианское искусство – катакомбное – было практически чисто идеациональным – символическим и трансцендентным как по форме, так и по содержанию»[36]. Основанием символотворчества этой эпохи была «неотмирная» ментальность, постигавшаяся посредством зрительно-образного восприятия. К осознанию невозможности формально-логического познания первопричины пришла религиозная гносеология IV–VI веков и «перенесла завершение познания в (высший его этап) сферу неформализуемых феноменов и неописуемых мистических действий»