Всё больше и больше закройщиков и швей окружали Янека. На шум прибежала Карина. Быстро разогнала всех по местам. Улыбнулась Янеку и вышла.

На следующий день пришёл приказ об изменении графика работы для Шагита Умарова.

Янек не спал всю ночь. Вспоминал, как впервые встретил Зою, как сразу решил, что она будет его женой, как был счастлив, когда его чувства оказались взаимными, как ждал венчания, чтобы их уже наконец-то не разделяли одежды.

– Золо́то моё, как же я люблю тебя, – шептал Янек, словно Зоя сидела рядом. – Мне без тебя плохо. Я ради встречи с тобой буду жить. Как бы тяжело мне ни пришлось.

Янек так и не сомкнул глаз. Когда по бараку пронеслось уже привычное: «Подъём», встал, оделся. После завтрака начал свою привычную работу в цехе.

После обеда пришла Карина и сказала, что Умарову нужно проследовать за ней.

Янек кивнул.

В первый день Карина обращалась к нему строго по рабочим вопросам. А на следующий день подошла близко, стянула с себя рубашку. Оголила грудь. Янек отвернулся тотчас и произнёс:

– Оденьтесь, пожалуйста.

Карина встала перед лицом Янека, схватила его за рабочий халат. Приблизила своё лицо к его лицу. Янек резко убрал её руку, сделал несколько шагов назад.

– Это моя новая рабочая одежда, – сказала Карина. – Посмотрим, насколько ты терпеливый. Или ты немощный?

Карина несколько раз обошла Янека.

– Наверное, поэтому на баб не смотришь? Ну и ладно, я тебя быстро вылечу.

Все последующие дни Карина снимала рубашку и ходила перед Янеком полуголая.

Джан уже несколько дней не отходил от сына Николая и Евгении. Температура не спадала. Китаец никому не разрешал приближаться к мальчику. Даже матери строго-настрого запретил. В это время как раз съехали квартиранты, и Зоя с детьми, и Евгения переселились в дом деда.

Евгения всё время билась в истерике. Жена Янека, как могла, успокаивала её. Обе молились за здоровье маленького Прохора.

Зоя не знала, что у Евгении был сын. Когда узнала, стала ещё больше жалеть подругу.

Женя рассказала, что мальчик заболел. А в деревне, где жила её мать, не нашлось ни врачей, ни лекарей, ни бабок, которые смогли бы вылечить ребёнка. Почти две недели жара, и Евгения осталась одна. Не выдержав этого горя, и мать Евгении померла. Потеряв и мужа, и сына, и мать, Евгения не ела несколько дней, не выходила из дома. Как-то к ней заглянула любопытная соседка да как начала ругаться. Притащила чугунок с похлёбкой и выпаивала истощённую женщину.

– Дура ты, Женька, – причитала соседка, – Жить тебе и жить ещё. Молодая, нарожаешь хлопцев. У меня вон шестеро на том свете давно. Время сейчас такое, болезное. Жизни себя лишать не надо. Бог сам заберёт, когда понадобишься.

Окрепнув, Женя решила вернуться в Ростов, навестить могилку мужа, забрать некоторые вещи да уехать потом на край света. Но в Ростове её ждал Николай. Признался в любви, позвал замуж.

С ним Жене было хорошо, родила сына, но любви к мужу не испытывала. Всю себя отдавала сыну. Николай хорошо помогал, Женя благодарила. Он не требовал никаких признаний.

Пришла любовь, когда его на войну забирали. Резануло что-то в сердце, прилипла к нему и не отпускала долго. Плакала, умоляла остаться. Впервые тогда сказала, что любит.

А Николай от счастья чуть с ума не сошёл. Никогда жена не позволяла себе слёз, а на прощании разрыдалась так, что Николай даже не смог успокоить.

– Люблю, люблю, люблю, – шептала Евгения ему, целовала. – Ну хочешь, я буду говорить это всегда, только не уходи.

– Женя, любимая, я вернусь, я теперь обязательно вернусь, ты только жди и сына береги. Я теперь не один на войну отправляюсь, меня любовь твоя сопровождать будет.