– Я задержалась. Мы с Куликовым остались заниматься, – ответила Зоя. Она знала, что родителям нравился Женя, и они даже стали общаться с его мамой.

– С Женей можно в дневное время заниматься, – ответил папа, но уже не так сурово.

– Иди быстро переодевайся. Я вижу, у тебя щёки обмороженные, – сказала мама. – Заработаешь себе менингит, так заниматься.

Зоя умчалась в комнату. Она посмотрела в зеркало – и правда, щёки у неё горели. Зоя быстро стянула с себя одежду, бросила ненавистную форму на пол, и вдруг заметила маленькую блестящую бумажку, которая лежала рядом с платьем.

Зоя развернула бумажку и увидела фотографию двух девочек. Они улыбались. Одна, кудрявая блондинка, была в бирюзовом свитере, а вторая была она, Зоя, в розовом пушистом свитере. Девочка взяла фотографию двумя пальцами, словно та могла расплавиться от её прикосновения.

– Зоя, иди ужинать, – услышала она маму. – Пока всё горячее.

Зоя в панике завертелась по комнате, думая, куда бы спрятать фото. Она положила фотографию под подушку, но потом передумала и засунула её под вязаную кружевную салфетку, лежавшую на зеркале.

– Зоя! Ты что, оглохла?

– Совсем от рук отбилась, – вторил отец.

– Тебе что, нужно специальное приглашение? – это была уже мать.

Зоя вылетела из комнаты и бросилась на кухню.

– Ну наконец-то. А ну быстро садись, – приказала мама.

На столе стояла дымящаяся сковородка с жареной картошкой. Зоя это блюдо любила, но не каждый день. Но делать было нечего. На ужин Зоина мама готовила либо картошку, либо икру из баклажанов, либо и то и другое вместе. Других блюд она не признавала. Икра у мамы получалась тёмно-коричневая, горькая, с липкой неприятной кожурой. Зоя, обычно непривередливая в еде, баклажаны терпеть не могла. Киевские родственники называли баклажаны «синенькими», и Зою возмущало это нежное название ненавистных ей овощей. В мамином исполнении они получались скорее чёрненькими. Милое киевское название наводило Зою на мысль, что баклажаны можно было приготовить как-то иначе, вкуснее и приятнее, но подозревать маму в неумении готовить Зоя не решалась. Картошку же Зоя ела, хоть и страдала от однообразия. Хуже картошки были папины макароны по-флотски, в которые папа так обильно добавлял лук, что Зоя ассоциировала выражение «по-флотски» с варёным луком. Зоя села за стол, стараясь избежать лишних вопросов. И вдруг она вспомнила ароматную булочку и какао, которое пила в Париже. Зоя повела носом.

– Что-то мне показалось, будто какао пахнет, – сказала она и тут же прикусила язык. «Теперь мама подумает, что у меня что-то с головой не так, – подумала Зоя. – Надо будет поскорее из-за стола выйти».

Но мама улыбнулась:

– Нет, не показалось, – ответила она. В руках у нее была маленькая зелёная пачка с надписью «Золотой ярлык». – Вот. Сегодня достала.

– Ой! Как здорово! – вскрикнула Зоя.

Пока мама варила какао, Зоя доедала картошку, уже не думая об однообразии ужина. Мама поставила перед ней чашку с какао. Зоя потянулась, принюхалась и попробовала напиток. Она обожала какао. Этот домашний напиток был почти как французский, но широкая пиала, из которой она пила какао в Париже, придавала ему какую-то дополнительную экзотичность. Будто пить какао из нормальной чашки было слишком обыденно – нужно обязательно, чтобы у нее было широкое горлышко. И Зоя поняла, что нужно было сделать. Она бросилась к серванту, где стояли пиалы. Папа привез их из Ташкента в молодости. Это был его подарок маме на пятилетие их свадьбы. Пиалы были белыми, с синими листиками по краям. Ими никогда не пользовались, но они стояли на видном месте в серванте. Зоя аккуратно достала одну из них и перелила туда какао из чашки. И попробовала. Вкус действительно изменился. Наступило ощущение праздника – она словно снова попала на солнечную кухню на бульваре Бомарше в Париже. Если бы не какао, Париж так и казался бы ей сном. Но Зоя отчетливо помнила ощущения и запах парижского какао и булочки.