За окнами прогремел очередной взрыв грома, разрывая небесную твердь пополам, прокатился эхом. В этом грохоте почти не слышно стало слов, что читала нараспев Ада. Она распростёрла над парнем руки, и, закончив читать, прижала ладони к простыне, укрывающей обнажённое искалеченное тело. Дрожь пробежала по рукам и ногам парня, глазные яблоки задёргались под веками, уголок рта скривился и тонкая струйка слюны выбежала на щёку.

– Что вы тут делаете, девушка? – раздался голос за спиной.

– Медсестра вернулась, – подумала Ада.

Она невозмутимо обернулась:

– Здравствуйте, я ваша коллега из операционной. Аделаида. Зовите меня Ада.

Медсестра вздрогнула. На мгновение ей почудилось, что в глазах незнакомки вспыхнуло пламя, но она тут же прогнала от себя эту нелепую мысль, сославшись на то, что это вспышка молнии отразилась в её зрачках.

– Я уже ухожу, просто зашла проведать нашего парня, которого мы сегодня оперировали. Он очень тяжёлый. Ну, я побежала.

– Да, – пробормотала медсестра, – Очень тяжёлый. До свидания…

Она проводила взглядом Аду, и в ту же минуту услышала тихий стон – парень только что недвижимо лежавший, вдруг приоткрыл глаза и поднял руку.

– Этого не может быть.

Она ахнула и побежала за врачом.

Наутро отделение на планёрке гудело, все только и обсуждали то чудо, как вчерашний парень, про которого сам Саныч (а он-то никогда в таких случаях не ошибается) сказал, что тот не жилец, не только дожил до утра, но ещё и, совершенно непостижимым образом, уже пришёл в сознание и чувствовал себя относительно неплохо.

Заведующий отделением, Игорь Петрович, потирал подбородок, внимательно изучая историю болезни, одолжённую у завреанимации, и говорил коллегам:

– Это действительно нонсенс. С такими травмами он мог протянуть, ну при самых оптимистичных прогнозах, часов пять-шесть. А он не только протянул, он с утра каши запросил на завтрак, вы представляете?! Каши!

Игорь Петрович потряс в воздухе историей болезни и встал из-за стола.

– Ну, это же невероятно, коллеги, – повторил он, прохаживаясь по кабинету, между двумя рядами стульев, на которых сидели врачи и медсёстры.

– Что скажете? – обратился он к присутствующим.

Доктора загудели, медсёстры поначалу молчали, но уже через несколько минут тоже включились в обсуждения. Случай был невероятный, и объяснить его с точки зрения медицины не представлялось возможным.

Кто-то вдруг упомянул про новенькую, что она была в реанимации, пришла зачем-то к больному.

– А ведь после её прихода парень-то и пришёл в себя, – протянула вдруг дежурившая ночью Танечка, молоденькая медсестра с постоянно удивлёнными голубыми глазами.

Все резко повернулись к Аделаиде, стоящей у стены, и невозмутимо ковыряющей пол носочком своих резиновых кроксов. Лучи солнца, падающие из окна, светились в её огненно-рыжих волосах, и казалось, что вокруг головы новенькой сияет нимб.

– Кстати, да, – приподнял бровь Игорь Петрович, – А что вы там делали, Ада?

Та пожала плечом:

– Образовалось окно в работе, и я решила буквально на пять минут спуститься в реанимацию, проверить нашего подопечного.

– Зачем?

– Волновалась за него. Он был тяжёлый.

– Скажите, Ада, – подал голос Дмитрий Александрович, – А вот вы вчера после операции сказали так уверенно, что парень будет жить, и в итоге так и вышло. Как вы это поняли?

Ада вскинула на доктора свои глаза цвета тины, похожие на глубокий омут, словно оценивая – смеётся тот, подкалывает её или же говорит серьёзно? Хирург смотрел прямо и открыто.

– Он вполне искренен, – отметила про себя Ада, и вслух произнесла, – Интуиция, если можно так сказать. Профессиональное чутьё и личное предчувствие событий.