– Вот твое идеальное орудие труда, – ткнул хозяин ситуации пальцем в обычную газовую плиту, – здесь ты будешь творить свои шедевры. А вот твои помощники, – и он указал на висящий над плитой ряд чугунных сковородок. По странному стечению обстоятельств именно эти сковородки облюбовал с десяток толстых мух, очень чинно и с удовольствием лакомящихся остатками несмытого жира, поэтому, кому конкретно направлялось обращение «помощники», определить было затруднительно. Это стало последней каплей, переполнившей терпение Антона. Ему даже показалось, что мухи подавали ему знаки: «Дергай отсюда, дружище, пока не поздно», – и он, чтобы все же не нарушать пока мирные переговоры и не сразу нарываться на грубость, спросил хозяина:
– А можно, я все же откажусь от предложения?
Хозяин на минуту замер в своем словоизлиянии, внимательно посмотрел на Антона и вдруг расплылся в улыбке:
– А ты шутник! Я все понимаю, ты намекаешь на хорошую зарплату. Как я сразу не догадался, что шеф-повар хочет достойно получать за свои труды. Не волнуйся, я буду платить тебе пятнадцать тысяч гривен в месяц.
Это была хорошая зарплата. Очень хорошая для подобного заведения, в таком месте. Уже тогда Антону следовало бы заподозрить неладное, но он, однозначно настроенный на отказ, даже не придал этому значения. Лишь кратко сказал:
– Нет.
– Ты хорошо подумал?
– Да.
– И нет никаких вариантов, которые могли бы изменить твое решение?
– Нет.
– Ну что ж, как мне не жаль, а дождь уже закончился. Не смею задерживать тебя более, – и хозяин, как-то сразу сникнув, освободил Антону путь к свободе, отойдя от двери. Антон сразу ринулся к ней, но открыть не успел. Дверь неожиданно распахнулась сама, и в кухню радостно влетела девушка, едва не сбившая замершего на полушаге Антона.
– Папа! – ликующе крикнула она, но, увидев постороннего и тоже застыв в проходе, тихо добавила, – свет дали…
Сказать, что Антон просто остановился, чтобы пропустить ворвавшуюся девушку внутрь, было бы очень далеким от истины. Он не остановился, он просто остолбенел. Все его внутреннее «я» в один миг рухнуло, и поделать с этим он ничего не мог. Он внезапно отчетливо осознал, что безнадежно влип, то есть полностью и окончательно, а переводя на язык простых человеческих чувств – по уши влюбился. Влюбился сразу и с первого взгляда, тем более что взгляд этот был взаимным. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, и он помимо воли ощущал, как искрящийся задор ее глубоких темных глаз перетекал к нему в душу и обволакивал его томной пеленой с головы до самых ног.
– Я согласен, – неожиданно он услышал свой голос и понял, что отныне его жизнь изменилась раз и навсегда.
День второй
«Точка транзит» оказалась совсем не таким ужасным местом работы, как это накануне показалось Антону. Более того, с утра под ранним солнцем, встающим из-за буковой рощи, на летней площадке уже почитывали газеты несколько посетителей, а хрупкая, но необычайно естественная в каждом своем движении официантка, она же – хозяйка кафе, с удовольствием подавала им ароматный кофе. Подарив Антону обворожительную улыбку и поправив свои длинные пепельно-черные волосы, она проводила его к своему отцу.
Томаш Ковальский, из старых кременчугских поляков, принял Антона как родного сына, с распростертыми объятиями и жизнерадостными «отеческими» наставлениями:
– Вот тебе твой рабочий костюм, смотри, сильно не пачкай, а то у нас со стиркой проблемы. Изучи внимательно наше меню и посмотри на запас продуктов, может, что-то необходимо докупить. Это делаю я по твоей предварительной заявке. Пишешь ее мне на листике каждый вечер – я доставляю их тебе к одиннадцати часам…