В последний день перед выездом Динка заглянула в кабинет к Евгению Михайловичу.

– Входи, – директор улыбнулся и сделал приглашающий жест.

– Я бы хотела отлучиться из школы. Ненадолго… – попросила она.

– И куда же? Наверное, по магазинам? Всякие сарафаны-купальники? Все-таки на море едете. – Он понимающе подмигнул.

– Нет, – девочка покачала головой. – Хочу побывать на могиле. Можно?

Евгений Михайлович сразу стал очень серьезным.

– Конечно. Давай отвезу тебя. – Он встал из-за стола и потянулся за пиджаком на спинке стула.

– Вы же заняты. Я бы сама… – Динка наклонила голову набок, искоса поглядывая на директора.

– И не думай, – отрезал тот. – Вы – моя самая главная забота. Едем.


Старый уголок кладбища был зелен и неплохо ухожен. Ровная трава, благонравные кустики, высаженные рядком деревья… Могильная плита с именами Динкиных родителей – чистая, гладкая, холодная даже в самый солнечный день.

Динка помнила, как директор привел ее к могиле впервые. Это случилось почти через месяц после катастрофы, когда девочку, наконец, выпустили из больницы. Лил дождь, и Дина, в розовом дождевике, прижималась к мокрой плите и плакала. Слезы мешались с дождевыми каплями, и ей казалось, что даже природа плачет вместе с ней.

Евгений Михайлович не окликал, не просил поберечь неокрепшее здоровье – просто стоял рядом, такой взрослый и такой надежный. Когда Динка устала плакать, он прижал ее к себе, так же молча, без пустых слов, а потом отвез в школу…

С тех пор он привозил ее к могиле каждый год, и они обязательно клали на плиту две белые лилии…

Вот и сейчас…

– Возьми, – директор протянул ей душно пахнущие ветки с бело-розовыми полураспущеными бутонами.

Динка взяла, подошла к плите и положила цветы.

Она уже давным-давно знала, что там, внизу, никого нет, но сама процедура стала своеобразной церемонией. Могила была еще одним доказательством. И символом, как плюшевый Щенок.

– Я найду вас, – прошептала девочка, склонившись к плите. – И я отомщу за то, что с нами сделали. Обещаю.

Ей не требовалось притворяться – слезы сами собой набежали на глаза.

Дина встала, медленно отерла их ладонью и повернулась к Евгению Михайловичу, как всегда, терпеливо ожидающему немного в отдалении, в теньке молодого клена.

– Спасибо. Это все, что мне было нужно. Можем ехать.

* * *

Они вылетели в Германию. Сначала до Гамбурга три с лишним часа перелета. Далее – скоростным поездом, потом электричкой. Переезд оказался длинным и довольно тяжелым.

Все чувствовали себя не в своей тарелке, словно были немного виноваты друг перед другом. Даже Глеб не подбадривал друзей, все и без того понимали, что это задание разительно отличается от прежних. Раньше, даже когда они вели войну с принятым в штыки Яном, они все же оставались командой. А теперь… Можно ли сказать о них так сейчас, когда в каждом зреет зерно сомнения.

На место прибыли уже к вечеру, когда над морем пламенел закат и солнце стремительно опускалось в воду, словно желая поскорее остудить разгоряченное за день тело.

Их поселили в небольшом одиноком бунгало на берегу. Место оказалось очень красивым и словно даже немножечко ненастоящим. По крайней мере, у Динки возникло чувство, что она смотрит на картинку, рука даже потянулась в поисках мышки, чтобы увеличить плывущий вдали корабль и разглядеть его во всех подробностях.

– Чудесно, – выдохнула Александра. Поставив сумку на песок, она смотрела на деревянный домик под огромным старым каштаном.

– Да, только деревьев маловато… – вставил Северин, который всем видам пейзажа предпочитал лесной.

– Зато тихо. Никто работать не помешает, – добавил практично Ян. – Если не ошибаюсь, чуть дальше начинаются типично туристические места с популярными пляжами.