– Так ты ещё и говорящий?

–…

– Забавно, тарк побери, мне ещё не приходилось убивать говорящих собак!

–…

– Надо же, какие мы гордые!

–…

– Ещё не с такими справлялся!

–…

– Где?! – Неутомимый вновь резко повернул голову. Асий посмотрел в ту же сторону. Со стороны джунглей приближались Синие Псы числом около десятка. С таким количеством матёрых бестий ни один человек справиться не в состоянии.

– Ну что ж… давайте, зверюги!! Давайте, твари!!! Налетайте!!! – солдат оскалился в свирепой весёлости и стал в оборонительную стойку, выставив перед собой кинжал.– Сегодня вы увидите, как умирает гвардия императора! Посчитаете, сколько собачьих трупов будет валяться вокруг моего тела!! Да я даже полумёртвым, даже с перегрызенным горлом буду…

В этот момент он внезапно осёкся на полуслове. Зверская гримаса медленно сползла с его лица. Некоторое время он постоял в нерешительности, затем бросил оружие в ножны, зло сплюнул, повернулся и не оглядываясь пошёл прочь.

– Что ты ему сказал, Аррутар? – поинтересовался Асий.

«Он не испугался. Сначала. Он не боится смерти. Он её ищет. Я сказал, что не буду его убивать. Сделаю калекой. Этого он испугался. По-настоящему. Больше не будет угрожать тебе».

– Благодарю тебя, Аррутар.

«Надо было прикончить его сразу же, пока он не мог защищаться. Но это сделать ещё не поздно. Ночью, когда заснёт».

– Не делай этого, Аррутар, прошу тебя. И без того слишком много жизней прервалось вчера на этой земле. Ступай себе. Я же продолжу свой скорбный труд.

* * *

Солнце уже перевалило за полуденную черту, когда яма достигла глубины в два штыка лопаты. Асий посчитал, что этого будет достаточно. «Из хищников на острове водятся только лагры, которые мёртвым мясом не питаются,– рассуждал он,– а более могилу разорить некому. Мне ж необходимо беречь силы: захоронений предстоит сделать много, это всего лишь почин…»

С большим трудом и очень аккуратно, словно живого человека, старик переместил тело погибшего в могилу. Это был шорник Луни, мужчина очень крупный. Асий выбился из сил, присел передохнуть на краю могилы и, вытирая градом катящийся по лицу пот, огляделся.

Природа не имеет сочувствия к человеческим бедам. Ночные тучи давно ушли за горизонт. День стоял солнечный, радостный. Пейзаж буйствовал яркими красками. Всеми оттенками голубого и лазоревого переливалось Серединное море. На светло-светло голубом небе ярким расплавленным золотом пылало жаркое солнце. Лишь несколько белых облаков едва виднелись на горизонте – словно небрежные мазки кисти. В сочно-зелёный камуфляж одели джунгли подножия терракотовых гор. По ослепительно жёлтому песку пляжа рядышком бежали вороной скакун Буцефал и белый пёс Бес.

«Удивительно, – подумалось старику, – лад-лэда Олина нет, а рик его при том здоров и весел… Нешто не ушёл Водорог по Светлому пути? Нешто чует скакун, что вернётся хозяин, что не навсегда покинул сии палестины?»

* * *

Мне вновь уже в который раз снился всё тот же сон: чёрно-фиолетовое ночное небо в незнакомых созвездиях, большая зеленоватая луна, возле которой виднеется маленький серебристый шарик. Я грустно выл на них, а они лили сверху свой свет, который красиво серебрился на моей шерсти…

Я так и не понял, что заставило меня проснуться, но сон исчез резко, как неловким движением скинутая со стола чашка. И даже в глазах, когда я их открыл, не было обычной после пробуждения липкости. В комнате, погружённой в зеленоватый сумрак, царила, прямо-таки звенела тишина. Подле кровати, мерно покачиваясь взад-вперёд, стоял высокий полупрозрачный призрак, сквозь которого неясно просвечивали ровные ряды квадратиков на обоях комнаты. Самое первое, что в его облике привлекло внимание – светящиеся ярким зелёным огнём глаза, и только лишь потом – невообразимая худоба: такие истощённые фигуры я видел только на документальных фотографиях, запечатлевших узников фашистских концлагерей. На призраке мешком болтался странного покроя мундир неизвестной мне армии.