, в Дом британской армии), оказались сверхъестественно качественными: краткие, точные, проницательные. Не часто приходится слышать такие внятные ответы, и уж совсем редко люди отчетливо выстраивают свои мысли, что избавляет от необходимости задавать дополнительные, уточняющие вопросы. Страйк давно занимался раскопками в руинах горькой людской памяти, умел войти в доверие к убийце, разговорить запуганного, бросить наживку злоумышленнику, поставить ловушку хитрецу. В случае с Уилсоном эти навыки не понадобились: как видно, Джон Бристоу вывел его на охранника в приступе своей паранойи.

Тем не менее Страйку была свойственна неистребимая скрупулезность. Схалтурить при допросе свидетеля было для него так же немыслимо, как проваляться в исподнем, дымя сигаретой, на койке в военном лагере. И в силу характера, и в силу выучки, уважая себя не меньше, чем клиента, он продолжил с той же дотошностью, за которую в армии одни его превозносили, а другие ненавидели:

– Давай ненадолго вернемся на день раньше. В котором часу ты заступил на пост?

– В девять, как полагается. Колина сменил.

– У вас есть журнал учета посетителей?

– Ну да, всех записываем, кроме жильцов. Журнал на стойке лежит.

– Не помнишь, кто накануне приходил?

Уилсон заколебался.

– Рано утром Джон Бристоу заходил к сестре, верно? – подсказал Страйк. – Она еще приказала тебе его не впускать.

– Это он сам тебе доложил? – Уилсон, казалось, вздохнул с некоторым облегчением. – Ну да, приказала. Но я его пожалел, веришь? Он должен был вернуть ей какой-то контракт, беспокоился, вот я его и пропустил.

– А о других посетителях тебе ничего не известно?

– Ну, Лещинская уже находилась в доме. Уборщица. Эта всегда к семи утра приходит. Лестницу драила, когда я на пост заступил. А потом только техник приходил, сигнализацию проверял. У нас каждые полгода проверка. Когда ж он появился? Где-то без двадцати десять, что ли.

– Техник был знакомый?

– Нет, новенький. Мальчишка совсем. К нам всякий раз другого присылают. Миссис Бестиги и Лула были еще дома, так что я провел его на третий этаж, показал, где панель управления, и он взялся за дело. Я ему показываю, где щиток, где тревожные кнопки, а тут Лула выходит.

– То есть ты своими глазами ее видел?

– Ну да, она мимо открытой двери прошла.

– Поздоровалась?

– Нет.

– Ты же говоришь, она всегда здоровалась.

– Видать, не заметила меня. Вроде торопилась. Ехала больную мать навестить.

– Откуда ты это узнал, если она с тобой даже не заговорила?

– Из судебного следствия, – четко сказал Уилсон. – Проводил я, значит, техника наверх, показал, где что, и на пост вернулся, а когда миссис Бестиги ушла, впустил его к ним в квартиру, чтобы он и там систему проверил. В принципе, я ему был не нужен – расположение щитков и тревожных кнопок во всех квартирах одинаковое.

– А где же был мистер Бестиги?

– Да он на работу чуть свет уехал. Каждый день в восемь утра отчаливает.

Трое работяг, в касках и желтых жилетах, в облепленных грязью сапогах, вошли в кафе и направились к соседнему столику: под мышкой у каждого была газета.

– Сколько времени тебя не было на посту, когда ты сопровождал техника?

– В квартире на третьем этаже минут пять пробыл, – сказал Уилсон. – В двух других – по одной минуте, не более.

– Во сколько уехал техник?

– К полудню время шло. Точней не скажу.

– А ты уверен, что он вышел из здания?

– Ну да.

– Кто еще приходил?

– Покупки какие-то из магазинов доставили, а вообще-то, к концу недели поспокойней стало.

– То есть начало недели выдалось беспокойным?

– Ну да, тут такая суматоха поднялась – Диби Макк должен был из Лос-Анджелеса прилететь. Люди из фирмы звукозаписи так и сновали туда-сюда: квартиру номер два подготовить к его приезду, холодильник набить и все такое.