– Странный гражданин, – сказала я. – Ему бы машину искать по рынкам, а он едет за город. Машину-то он в итоге купил?

– Нет. Жена сказала, что он просто присматривался. Узнавал, можно ли что-то купить на триста тысяч.

Я повернулась к адвокату и посмотрела ему в глаза.

– Серьезно?

Он пожал плечами, но ничего не сказал.

– У человека накоплено всего триста тысяч, но он может себе позволить съездить в Москву, чтобы присмотреться? Вы сказали, что он сидел в гостинице. Он даже не у знакомых жил?

– У него не было знакомых в Москве.

– Офигеть. Но послушайте, если его тело нашли в разбившейся машине, кто был за рулем? Поди, знакомый, нет? Или таксист?

– Знакомый. Он погиб в этой аварии. Таджик, строитель. Мы уже все выяснили. Они познакомились на стройке в Наро-Фоминске год назад. Вместе работали, там же жили. По нему мы тоже все дадим.

– Мда…

– Поехали, Света.

– Поехали, – сказала я.

Поселок «Подмосковные вечера» был создан в пятидесятые годы. Тогда это был дальний район области: глухие леса, патриархальные деревеньки, болотистые берега Десны, заросшие ветлами. В центре реки – пустынный островок. Лишь на пригорке – новый санаторий министерства машиностроения, протянувший к островку подвесной мост

В конце шестидесятых леса потеснились – с разных сторон начали лепиться к заборам «Подмосковных вечеров» новые соседи: дачи, садовые товарищества, военный городок, детский кардиологический санаторий, трехэтажные бараки для его обслуживающего персонала, а затем и окраины Троицка.

Это была странная смесь престижных поселений и пригородных трущоб. В итоге весь этот причудливый мир занял гигантскую территорию, перегороженную сотнями разнокалиберных заборов.

В 90-е годы жители «Подмосковных вечеров» – все сплошь писатели и композиторы – решили отгородиться от стремительно меняющегося мира. Они скинулись и поставили забор на дороге, ведущей через поселок в Троицк. Но было поздно: к этому моменту здесь уже возникла сложная система калиток, уводящих в разные стороны. Появился настоящий лабиринт, план которого, как правило, был известен только местным: к калиткам вели неприметные тропы между участками, они выводили в самые неожиданные места, а некоторые двери в заборах были защищены имитацией замков, так что лишь опытный пользователь знал, что дверь открыта и ее надо просто толкнуть.

Я была как раз таким опытным пользователем.

Оказавшись в своем бараке два года назад, я тихо умирала. Ни с кем не общалась, сидела, как зверь в норе, зализывала раны. Меня тогда спас велосипед: тупо, кручение педалей с утра до вечера. И все эти гектары подмосковного Шанхая стали моим лекарством.

Я каталась по лабиринтам улиц и троп, выруливала к заброшенному дому культуры, потом к Десне, в ушах свистел ветер, я на полной скорости влетала на остров посреди реки и там, прислонившись к полуразрушенной колонне ротонды, смотрела, как стихает подмосковный вечер, как он становится неподвижным, как блестит зеленая лунная дорожка или ползут по воде безмолвные клочья тумана.

И обратно, через липовый парк, через детский кардиологический санаторий – к своему бараку…

И вот – сегодня я впервые въезжаю в «Подмосковные вечера», как белый человек, на машине. Да на какой машине! Всю дорогу я проспала, так что теперь тру глаза, приходя в себя.

Поднимается шлагбаум, в окне будки сонно моргает охранник поселка. Кажется, мы с ним проснулись в один миг; мелькает мысль, что и вернулись мы из одного сна. Я трясу головой: взбредет же в голову спросонок.

Мы проезжаем еще метров двести – и вот они, знакомые ворота. Они разъезжаются, я вижу столетние ели, а за ними огромный дом, похожий на замок. Со всех сторон его осаждают цветы. Они вздымаются каскадами, переваливаются через каменные ограды и растекаются по изумрудной траве.