Дорогой легкой направьте обратно.

Слава вам, великие, земель хранители!

Пусть силой наполнится дух его чистый,

Пусть крепким будет разум его и ясным взор.

Да будет так.

Закончив, Рут начала напев снова. Ома продолжала извлекать звуки из чаши, едва улавливая слова старушки. Дым забивался в ноздри, дышать стало тяжело. Комнату заволокло сизым дымом, за пеленой которого терялись очертания отца, Рут и предметов вокруг. Голова невыносимо кружилась, добавив еще одно неприятное ощущение к привычной пульсирующей боли в висках. Ома пыталась выровнять дыхание, зацепиться взглядом хоть за что-то, чтобы сосредоточиться, не дать себе провалиться во тьму.

Дым стал собираться, рисуя причудливые фигуры над Видящим. Ей казалось, что сизое полотно обретало очертания животных: проплывающих мимо рыб, рассекающих пространство крыльями птиц, вышагивающих по воздуху лошадей и собак. А в следующий момент все пропало, растворилось, расходясь тонкими нитями к потолку. Когда Ома наконец смогла вдохнуть полной грудью, за окном раздался пронзительный звук вороньего карканья.

Пахло кострами и мокрой псиной. Отсюда дома казались еще меньше, старые, покорежившиеся. На местном рынке кипела жизнь: торговцы зазывали купить товар, женщины ходили между рядами, выбирая, что сегодня приготовить на ужин. Выбор небольшой, но они придирчиво осматривали прилавки с рыбой, мясом и молоком.

На выезде из деревни мальчишка сидел на повозке, держа в руках соломенного человечка, и смотрел в небо. На секунду Вирхо встретился взглядом с его голубыми глазами, а под перьями пробежал холод. Умрет.

Мальчишка напомнил ему другого – из далекого воспоминания. Изможденного, с залегшими синяками под глазами, с острыми коленками, выделявшимися под тканью тонких льняных штанов. Рут прижимала его к себе, держала за тонкую, словно ветвь, руку – того и глядишь сломается.

– Пусть они заберут меня взамен, – она сидела на коленях, смотря на Вирхо покрасневшими, припухшими от бесконечных слез глазами.

Но ни его просьбы духов о выходе на связь, ни молитвы им о здоровье не помогали. Духи молчали. Он видел, как жизнь в мальчишке с каждым днем угасает, как он слабеет, все реже приходя в сознание. Казалось, Рут умирала вместе с ним: в этой исхудавшей, со впалыми щеками женщине, едва ли можно было узнать бывшую избранную. Тогда он сделал то, на что вряд ли бы когда-то решился ради кого-то другого – вынудил духов явиться. На это ушло так много энергии, что последующие несколько дней пришлось провести в постели, но духи все же явились перед Рут.

– У всего есть цена. И ты ее заплатить не сможешь, – таков был их ответ на просьбу.

Было ясно, что этот ответ был следствием ее отказа служить им, местью за то, что она когда-то сошла с пути Видящей. И ее расплатой стало наблюдение за тем, как умирает ее ребенок: мальчик ушел тихо, спустя несколько дней. Ей больше некуда было возвращаться, и она осталась в поселении. Вирхо знал, что одинокими вечерами она молила духов о том, чтобы те забрали ее, проводили в Верхний мир – к мужу и сыну. Но они, напротив, подарили ей долгую жизнь.

Вирхо взмахнул крыльями, чтобы подняться выше, отогнать навязчивые мысли о смерти. Он всегда знал, что спасти можно не всех. И этот голубоглазый мальчишка не был тем, кому он должен помочь – не к нему вели его духи.

Солнце заканчивало свой путь по небосводу, постепенно склоняясь к горизонту. Он уже так долго в полете, что каждая мышца отзывалась болью. Он прикрыл глаза, отдавшись ощущению, как ветер нежно держит под крылья. Только он и бескрайнее небо.

Ветер. Небо. Мысли короткие, обрывистые. Когда так долго ворон, кажется, что птичье сознание берет верх, сливается с его. А духи продолжали тянуть, и зов наконец затихал: он был близко.