Не дав себе времени подумать, Маделин взяла трубку…

– Пап, мне немного холодно.

Джонатан поднял голову от экрана. В течение часа он был погружен в извилистые блуждания своих мыслей, безуспешно пытаясь взломать пароль Маделин. Он просмотрел большую часть ее почты, терпеливо пропуская через себя информацию и пытаясь найти соответствующий индекс.

– Пойди надень свитер, дорогой, – сказал он, протягивая сыну бумажное полотенце, чтобы тот вытер нос, из которого текло, как из фонтана.

Солнце исчезло, уступив место густому белому туману, покрывшему улицы и парк, на который выходила терраса. Не зря Сан-Франциско называли Городом туманов. Это, кстати, была одна из тайн: густой туман мог окутать весь город с его Золотыми Воротами всего за несколько минут.

Когда Чарли вернулся, одетый в толстую водолазку, Джонатан посмотрел на часы.

– Алессандра не опоздает. Тебе хочется пойти посмотреть мюзикл «Злая» вместе с ней?

Мальчик утвердительно кивнул и тут же воскликнул:

– Вот она! – И он принялся прыгать от радости при виде своей няни.

Студентка была дочерью Сандро Сандрини, владельца одного из старейших итальянских ресторанов в этом квартале. Она училась в Беркли, и каждый раз, когда Чарли приезжал в Калифорнию, Джонатан обращался к ее услугам.

Он поприветствовал девушку, и тут телефон завибрировал в его руке. Он посмотрел, что появилось на экране, и узнал знакомые цифры номера своей бывшей жены!

– Алло?

Франческа нейтральным голосом объяснила, что пыталась до него дозвониться и попала на некую парижанку, которая рассказала ей об обмене мобильниками. Она просто хотела убедиться, что все хорошо, и поговорить с Чарли.

– Это твоя мать, – сказал Джонатан и передал телефон сыну.

Иногда это тоже любовь: отпустить тех, кого любишь.

Джозеф О’Коннор

Округ Сонома

Калифорния

Воскресенье, утро

– Ты не любишь больше маму, ведь так? – спросил Чарли.

«Остин» летел вдоль извилистого берега Тихого океана.

Джонатан и его сын встали на рассвете. Они выехали из Сан-Франциско по хайвэю № 1, проходящему последовательно мимо пляжа Мьюир-Бич с черным песком и богемной деревни Болинас, жители которой в течение десятилетий уничтожали все указатели, чтобы защитить себя от массового туризма.

– Так ты все еще любишь маму? – переформулировал свой вопрос ребенок.

– Почему ты задаешь мне этот вопрос? – спросил Джонатан, убавляя звук радио.

– Потому что я знаю, ты скучаешь по ней, а она хочет, чтобы мы опять жили втроем.

Джонатан покачал головой. Он всегда старался, чтобы его сын не думал, что разлука с его матерью может быть временной. По опыту он знал, что ребенок часто сохраняет тайную надежду, что его родители вновь сойдутся однажды, и ему не хотелось, чтобы Чарли жил в этой иллюзии.

– Забудь об этом, дорогой. Этого не будет.

– Но ты мне не ответил, – заметил мальчик. – Ты ее еще немного любишь или нет?

– Слушай, Чарли, я знаю, что это трудно для тебя и что ты страдаешь в сложившейся ситуации. Мои родители разошлись, когда я был в твоем возрасте. Как и тебе, мне было очень грустно, и я упрекал их за то, что они не приложили усилий, чтобы примириться. Я готов признать, что мы все трое были счастливы, когда твоя мама и я любили друг друга. К сожалению, истории любви не вечны. Это так. И тут важно, чтобы ты понимал, что то время уже позади и оно не вернется.

– Кхм…

– Мама и я, мы друг друга очень любили, и ты – плод этой любви. Только из-за этого я никогда не пожалею о том времени.

– Кхм…

Джонатан никогда не говорил сыну, что Франческа – плохая мать. Да, он мог обвинить ее в том, что она оказалась неверной женой, но она все же была для Чарли прекрасной матерью.