Так, что о завтра станем, думать позже,

Не первый год проводим зиму здесь,

Досадно будет, если обезножу,

Слабеть, брат Герман, стал я весь.

С водою первой двигай сразу к людям,

Один-то я, с харчами, протяну,

На Бога положусь и, будь что будет,

Но ты быстрей старайся обернуть».

…Савватий взглядом проводил тот парус,

Вздохнув, вернулся снова к себе в скит,

Заря горела сполохом-пожаром

В тиши глухой казалось, что всё спит.

Они ещё не знали, что расстались

На веки вечные и больше ни-ког-да!

Один из них из невозвратной дали,

Не сможет, ни на час прийти сюда.

Великая любовь и благомудрость

Господняя витает надо всем –

Никто не знает миг последний, трудный,

Чтоб ждать его и мучится. Зачем?

Пришёл в часовню, встал перед иконой

Создателя и внятно зашептал

Молитвы. Бил челом Ему поклоны,

Просил, чтоб силы и терпенья дал:

«Господи милосердный, укрепи мя

в страданиях и лишениях моих,

укрепи дух мой и силу телесную,

яко и Ты, Всетерпец, на Кресте Своём

Терпел за всех ны.

Прошу Тебя, Всевышний,

пошли брату моему,Герману,

спокойного моря и ветра не злого.

На Тебя уповаю и верую

в Отца Твоего, и Пресвятую Троицу.

Господи Всемилостивый, не оставь ны

без благословения Твоего,

сохрани и помилуй ны!»

К исходу мая Герман вышел в море,

Но к осени вернуться не сумел.

Погода не позволила дотоле,

Остался в зиму на Онеге, заболел.

На остров не собрался он и летом,

В постель свалила новая болезнь.

Когда на ноги встал, то следом

Дошла печальная о старце весть.

С великой скорбью в сердце пребывал он,

Ну, разве можно душу заменить?!

Такого человека вдруг не стало!

С потерей этой трудно теперь жить.

При жизни книгочеем был изрядным

И светозарным, кротким мудрецом,

Всегда тепло с ним рядом и отрадно,

Был чистым он и искренним во всём.

…Савватий сокрушался, не дождавшись,

«Случилось что-то…?», – думая, гадал.

Уже не мил был глазу снег упавший,

Но мысли от себя плохие гнал.

За год последний старец изменился,

Линяла глаз бездонных бирюза.

Как мог ещё держался и крепился,

Здоровье таяло и чахло на глазах.

Предчувствуя не исподволь кончину,

Решился инок переплыть на Выг,

С печалью скит ухоженный покинул,

За годы жизни здесь к нему привык….

…На третий день челнок уткнулся в берег,

И старец, выйдя, сушею побрёл,

Вёрст пять, а, может, шесть уже отмерил,

Когда заметил – встречно кто-то шёл.

И с ним сойдясь, увидел он монаха,

Приветствовал его: «Христос средь нас еси29!»,

А тот: «И есть, и будет» и полшага

Ступив, не выдержал, Савватия спросил:

«Откуда, отче, ты идёшь и кто ты?

Монахов тут на пальцах перечесть…

Тебя же, брат, прости, не вспомню что-то,

И держишь путь сей час в какую весь30?

А я иду к больному для причастья,

Игумен здешний я, Нафанаил.

Погода-то…, – посетовал,– ненастье

Осеннее никто не отменил».

Савватий, опершись на палку-посох,

Услышав кто пред ним, возликовал.

Боясь, что тот уйдёт и станет поздно,

К руке его припав, себя назвал.

«Сподобь теперь же Тайн Святых причастье,

Прошу, отец, грехи мне отними,

И Богом данной свыше тебе властью,

Ты исповедь, не мешкая, прими.

Давно желаю радовать я душу

Божественною пищей этих Тайн,

Утешиться хочу, взирать и слушать,

Молю сей час же ею напитай.

Мне встретился  ты Божьим устроеньем,

А жизни близится моей конец,

Уже прощальных слышу уст я пенье

И сделай так, как я прошу, отец».

Стоял игумен много удивлённый

Нежданной просьбой, встречей не в урок…

Помнилось, что не старец, а с иконы

Сошедши миг тому, стоит пророк.

«Иди и в келье жди, что при часовне,

Когда вернусь с причастия назад,

И там, блюдя канон молитвословный,

Свершу, отец, как ты велишь, обряд».

«Откладывать и ждать уже нельзя мне

И будем ли мы живы – нам ли знать!

С тобою встретился игумен зане