От королевского дворца Эдо, полюбовавшись сытыми лебедями, плавающими в воде рва, обогнув красочную башню, украшенную двухъярусной крышей, углы которой были диковинно загнуты вверх, Зорге шел по одному из намеченных направлений – например, в район Маруноуци. Это – на восток от дворца, через череду ровных чистых кварталов.

Маруноуци – деловой центр не только Токио, но и всей Японии. Именно тут сильные мира сего дергали ниточки, заставляли подниматься в полный рост целые промышленные компании, причем такие могучие, как «Симотомо» и «Мицуи», – впрочем, точно так же они заставляли их опускаться и задирать вверх лытки. В сложных механизмах этих хитроумных процессов Рихарду Зорге предстояло разобраться, понять, куда какая ниточка ведет и кто конкретно ее дергает – ведь от манипуляций, совершаемых в Маруноуци, зависело, какое оружие получит армия и какая доктрина возьмет верх в ближайшие годы – оборонительная или наступательная.

Японская армия была очень сильной, многие страны считали: с нею лучше не связываться, но, как говорится, у страха глаза велики, и если бы пара держав объединилась – например, Штаты с кем-нибудь, – вряд ли Япония устояла бы, спрятала бы свои знамена в надежных местах. Зорге предстояло пристально следить за всеми изменениями, происходящими в японской армии, и секретнейшую информацию эту регулярно передавать в Москву (кодовое название «Мюнхен»). Генерал Араки, очень увлекающийся бряцаньем, готов был стучать саблей по чему угодно, даже по голове собственного императора, лишь бы это было слышно, – захлебываясь слюной, вещал:

– Японский народ стоит выше всех иных народов на земле. Мы заявляем всему миру, что мы – нация милитаристов!

Вот так, ни много ни мало. И – совершенно открыто.

Не будь в районе Маруноуци больших денег, вряд ли генерал стал бы так себя распалять – он скорее проглотил бы собственный язык…

Идеи генерала Араки разделяли не более десяти процентов японцев – в основном те, кто носил военную форму, плюс немногочисленная прослойка крикунов, близких к армии. Остальные же не очень-то и желали, чтобы японский народ был выше всех других народов в мире.

В Маруноуци Зорге побывал несколько раз, прочесал район (он вспомнил хорошее русское выражение «прочесал» и невольно рассмеялся) вдоль и поперек, даже заходил в громоздкий представительский офис концерна «Мицубиси» – интересно было… Знакомых в Маруноуци – никого, ни одного человека. Но это временно, пройдет пара месяцев, и у него здесь обязательно появятся знакомые.

Район Канда, где сохранилось много старых домов, – их пощадило землетрясение, – был самым начитанным районом Токио, тут длинными цветастыми рядами теснились книжные магазины, магазинов этих были сотни, если не десятки сотен, каждый искусно оформлен, каждый украшен искусными графическими полотнами, способными остановить любого впечатлительного человека, заколдовать его, здесь витал дух многих японских божеств и прежде всего – матери всех богов Аматэрасу…

Аматэрасу японцы-синтоисты называли великим сияющим божеством неба и низко кланялись ей. Император Японии считался прямым потомком этой капризной богини.

А богиня действительно была дамочкой с норовом. Как-то она надула губы на какого-то бога, обидевшего ее неосторожным словом, и решила больше не показываться на небосклоне. Ночь наступила. Темная, беззвездная, тоскливая. Холодно сделалось.

И так пробовали выманить богиню из глухой пещеры, и этак – ничего из этой затеи не получалось. Приуныли боги, приуныли люди… Но безвыходных положений, как известно, не бывает. Один из богов, самый шебутной и веселый, нарядился получше, выпил, закусил, взял с собою несколько музыкантов и отправился к Аматэрасу.