– Да, теперь вижу, что она не подавилась черствым печеньем, – говорю я. Судя по всему, ее и не застрелили.

Тшабалала резко выдыхает сквозь стиснутые зубы и косится на дверь. Она постукивает по фотографии пальцем и говорит:

– Здесь не обычная кража! Семьдесят шесть ножевых ран! Судя по всему, ей кто-то мстил.

– У нее что-нибудь пропало?

– Мы попросили ее экономку внимательно все осмотреть… Она до сих пор в шоке. За что? Может, хочешь мне что-то сказать?

– Телевизор на месте? DVD-плеер? Украшения?

– Кольцо мы нашли у тебя в кармане, – ухмыляется инспектор Тшабалала.

– Я ее не убивала, – говорю я.

Она тянет паузу. Девяносто семь аллигаторов, девяносто девять, сто двадцать восемь…

– Не забывай, Зинзи, мы прекрасно знаем, на что ты способна, – говорит она наконец. Я ерзаю на дрянном пластмассовом стуле серого цвета. Сколько раз я уже слышала одно и то же – оскомину набило! Она перешла в нападение – значит, у нее абсолютно ничего нет.

– Инспектор, это противоречит конституции!

– Побереги болтовню для правозащитников, любителей зоолюдей.

– Скорее для Общества защиты прав животных.

– Что?

– Я имею в виду защитников прав животных. Собак, ездовых лошадей, кошек, лабораторных крыс. Есть еще принципиальные противники кастрации. Надеюсь, инспектор, вы просто не подумали. За расистские высказывания можно здорово поплатиться… Выговор в личном деле…

– Я только напомнила, что тебе уже случалось убивать.

– Мне дали срок не за убийство, а за соучастие в убийстве.

– Существо у тебя на спине говорит иначе.

– Он Ленивец.

– Он – твой грех. Знаешь, скольких людей я застрелила за одиннадцать лет службы в полиции?

– Если угадаю, что мне будет? Наградят медалью?

– Я подстрелила троих. Правда, всех не до смерти.

– Наверное, вам стоит чаще тренироваться в тире.

– Хороший полицейский стреляет не для того, чтобы убить, а для того, чтобы остановить преступника.

– А, значит, вот вы кто – хороший полицейский?

Она всплескивает руками:

– Ты видишь у меня зверя?

– Может, у вас совесть нечиста. Помнится, раньше активно изучали социопатов, психопатов…

– Знаешь, в чем между нами разница? – перебивает она, вертя кольцо между пальцами. – За мной Отлив не явится. – Она раскрывает ладонь и осторожно выкладывает кольцо на самую середину стола.

Я позволяю ей насладиться победой. Один аллигатор… В конце концов, за кем останется последнее слово – лишь вопрос времени. Два аллигатора…

– Не волнуйтесь, инспектор, – говорю я. – У вас еще полно времени, чтобы облажаться.

К тому времени, как я выхожу из полицейского участка района Розебанк, день испорчен окончательно. Кольцо миссис Лудицки копы оставили у себя; кроме того, они конфисковали у меня «вещественное доказательство» – пятьсот рандов – и заставили подписать сто миллиардов протоколов.

Камеры видеонаблюдения на доме миссис Лудицки четко засекли все мои передвижения. Пришла в среду, в одиннадцать ноль три, расписалась, вышла в одиннадцать сорок. Снова пришла сегодня утром в семь тридцать шесть. Уехала в восемь девятнадцать после ожесточенного спора. На меня надели пластиковые наручники и затолкали на заднее сиденье полицейской машины.

На самом деле в конце концов они все же вынуждены были отпустить меня именно из-за моего криминального прошлого. Все подробности обо мне есть у них в деле.

Значит, мои показания подтверждаются. Хотя очаровательная инспектор Тшабалала по-прежнему требует, чтобы Бенуа явился в участок и дал показания. Рассказал, где я была в шесть часов тридцать две минуты утра – именно в то время загадочным образом испортились камеры наружного наблюдения, а соседи миссис Лудицки сообщили, что слышали крики. Сначала они заволновались, но потом снова уснули – решили, что по телевизору показывают ужастик, а старушка вконец оглохла и включила звук на полную мощность. Вот что сообщила мне инспектор Тшабалала перед тем, как вышвырнуть меня из участка пинком под зад.