– Я сижу в двух метрах от вас, под яркой лампой, и не могу однозначно определить, что за штука у вас во рту.

– Я знаю, что я видела. И вот же еще кольцо.

Полковник взял в руку пакетик с уликой. Внутри лежало обручальное кольцо на веревке. Его нашли на куртке девочки – зацепилось за замок.

– Кольцо точно висело на шее льва, об этом говорит длина веревки, – сказала я. – Осознанные часто носят кольца на шее в знак уважения к браку со своим партнером.

– Что хозяева только не вешают на своих болванок.

Я вздохнула.

– Если бы у нас была кровь льва, мы бы проверили уровень Дегрокса в ней, – посетовала я. – Это бы однозначно доказало его осознанность.

– Крови у вас нет.

– Нет.

Как сыщик с огромным опытом Хмелецкий понимал ценность каждой улики и, возможно, в глубине души был согласен со мной, однако именно ему иметь дело с судьей и адвокатами, с журналистами и обществом, его шея будет подставлена под топор их скепсиса, и ему нужны более убедительные доказательства.

– Я видела его взгляд, – произнесла я как жест отчаяния. – Сначала это был зверь, а потом человек. Я не знаю, как это объяснить.

– Так и скажет прокурор на суде: младший сержант Флотов определила сознание подозреваемого по взгляду.

Я поникла.

– Ты что скажешь? – спросил Хмелецкий у Волжанина, швырнув кольцо на стол.

Напарник тяжело вздохнул.

– По поведению – однозначно болванка. Может бешенство какое или еще чего.

Боковым зрением я видела, как Волжанин на долю секунды посмотрел на меня, оценивая реакцию.

– Версию осознанности я бы не исключал, – добавил он. – Я говорил с охотниками, они опять потеряли след льва. Говорят, он путает следы очень грамотно.

– Судмедэксперт не нашел совпадений ДНК льва по базам питомников – сказала я. – Анализы болванок после подселения они обязаны удалять по закону о сохранности частной жизни. Единственный способ доказать, что лев осознанный – сравнить его ДНК с базой Башен. Так мы узнаем его имя и предотвратим новое убийство.

– Эти базы закрыты от полиции, – сказал Хмелецкий. – Судья не даст ордер по показаниям одного сыщика. Забудьте.

– А по двум – даст, – сказал Волжанин. – Я тоже видел речевой модуль. Морда льва была в трех сантиметрах от моей головы. Я хорошо рассмотрел эту штуку, такая же, как во рту у сержанта.

Полковник покосился на него исподлобья.

– Пока мы тянем время, лев может напасть снова, – добавила я. – Нам нужно знать кто он!

– Судье Брайловскому скоро переизбираться, он не станет тащить на себе бремя вины за то, что ставил преграды полиции в поимке убийцы, – добавил Волжанин театрально улыбаясь.

Хмелецкий задумчиво постучал костяшками по столу.

– Ладно, я сейчас ему позвоню. Ждите снаружи.

Мы вышли. Я не могла скрыть своей радости.

– Спасибо, что поверили мне.

– А кто сказал, что я тебе верю? Я правда видел модуль, – он слегка улыбнулся кончиком рта.

Через десять минут полковник сам вышел из кабинета.

– У вас есть ордер. Поймайте эту сволочь.

Проверка ДНК по базе осознанных займет несколько дней. Я не могла сидеть на месте, поэтому предложила Волжанину опросить осознанных львов, живущих неподалеку от Дергалово. Мы очертили круг диаметром в пять километров, учли плотность застройки и зоны, оборудованные камерами, которые наш убийца так ловко избегал. Список получился из трех имен – все известные и уважаемые в городе альтервиды. И каждый мог быть нашим убийцей.

Первый – Вильгельм Штерн, врач-хирург, профессор, почетный гражданин Зоограда. Мы не застали его дома и поехали в Медицинский Институт, где у него, со слов секретаря, проходила лекция. Огромная аудитория была забита студентами и врачами, пришедшими прикоснуться к интеллекту легендарного хирурга, пусть и давно не оперирующего. Профессор Штерн был одет в белый халат, под аккуратно подстриженной гривой висел черный галстук. Лекцию он вел энергично, размашисто жестикулировал мохнатой лапой, шутил.