После завтрака девочка завела патефон и немного послушала музыку. Потом стала собирать свой новый, кожаный, жёлтого цвета чемодан. Брала только летнее: платья, майки, спортивное трико, кеды, босоножки, куртку на случай похолодания. В общем, собралась быстро. Мамин чемодан тоже был готов, ещё она приготовила сумочку с документами и деньгами. Оделись по-походному, сели ждать машину. Под звуки патефона Наташа глядела в окно на стрижей в небе, залитые солнцем деревья, и война казалась ей чем-то пустым, ненужным, бессмысленным…

Ждали долго, почти до вечера. Мама ходила по квартире, разбирая и перекладывая вещи, бралась что-то делать и тут же бросала, слушала радио, звонила папе, на работу, подругам – кого-то не было на месте, оставшиеся ничего не знали. Старики, пережившие прошлую войну, бросились запасаться мукой, сахаром, солью, спичками, керосином…

Страх неизвестности сковывал всякую способность рассуждать. Хотелось хоть какой-то определённости, каких-то уверенных распоряжений правительства. После обеда Наташа снова попросилась на улицу, повидаться с подружками, с Андреем, но Роза Эдуардовна встала у неё на пути:

– Пожалуйста, не ходи!.. – ломая руки, проговорила она. – Сейчас приедет машина, и мы поедем… Мы не можем, не должны пропустить машину…

Машина приехала только в четыре вечера. Усталый водитель позвонил в дверь и сказал, что пора.

– Где вы были?.. – сорвалась мама. – С самого утра ждём!..

– У меня колесо спустило, – оправдывался водитель. – Полгорода объехал, пока нашёл замену…

(Не мог же он признаться, что, узнав про то, что чиновники стали эвакуировать семьи, собрал родных и потихоньку вывез их из города. Пока доехал, пока вернулся, полдня прошло…)

– Ладно, – махнула рукой Роза Эдуардовна, – поехали быстрее, пока не поздно…

Он взял чемоданы и стал первым спускаться по лестнице, зацепив ногой брошенную кем-то в суматохе пустую жестянку на лестничной площадке. Жестянка покатилась вниз, звеня и подпрыгивая. Прихватив сумочку с документами и накрепко закрыв входную дверь, мама с дочкой вышли следом.

Торопясь побыстрее покинуть город, водитель направил автомобиль в сторону Новинок. Роза Эдуардовна молчала. На улицах никого не было, только в пиджаке на голое тело и помятых брюках, разговаривая сам с собой и жестикулируя, спешил куда-то городской сумасшедший.

Наташа смотрела в окно и думала о том, как пусто на залитых солнцем улицах. (Она не знала, не могла знать, что с самого утра 23 июня по приказу правительства проходные минских заводов и фабрик были закрыты до особого распоряжения и оставались закрытыми до вечера следующего дня (24 июня), в то время как семьи чиновников и командного состава ещё утром 23 были вывезены в Городище на дачи ЦК, а оттуда отправлены поездом в Москву.)

Машина остановилась у закрытого красного шлагбаума перед въездом на дачи. Водитель несколько раз просигналил, привлекая внимание охраны, и заглушил двигатель. Наташа покрутила рукоятку, опуская стекло на двери, посмотрела на шлагбаум, на выкрашенный темно-зелёной краской высокий дощатый забор, закрывающий дачи от посторонних глаз. Стояла тишина, словно и не было никакой войны. Казалось, вот-вот раскроются двери, и папа с друзьями выйдут навстречу.

Она вдруг услышала хлюпающий звук за спиной и обернулась. Подавленная, какая-то поникшая мама всхлипывала, закрыв лицо руками.

– Ну что ты, мама, – проговорила девочка, бросаясь её обнять. – Всё хорошо, мы приехали…

– Я знаю, – плакала Роза Эдуардовна. – Это нервы…

Они сидели, обнявшись, пока не пришёл охранник в форме НКВД. Однако вместо того, чтобы открыть шлагбаум, он поговорил о чём-то с водителем и отошёл от машины.