Однако бородач не собирался никого резать. Он присел на корточки перед первым на его пути пленником и по-доброму, заботливо произнес:

– Открой рот, дорогой.

– Зачем? – испуганно спросил пленник, невольно отодвигаясь.

– Зубы золотые есть?

– Нет…

– Открой. Я посмотрю, – все так же вежливо попросил чернобородый.

Пленный разинул рот так, что, казалось, можно было засунуть в него кулак.

– Ай, мужчина! – одобрительно засмеялся бородач.

Стоящие за его спиной боевики презрительно улыбались.

– Вижу-вижу, – продолжал чернобородый и разрешил милостиво: – Ладно, закрывай.

Пленник закрыл рот и преданно выпучился на боевика, а тот снисходительно похлопал его ладонью по щеке и перешел к следующему.

У второго ничего ценного во рту тоже не нашлось. А вот третий заартачился, напрягся, едва кавказцы к нему приблизились.

Почуяв добычу, низкорослый не торопясь закурил, присел перед пленником на корточки, несколько секунд смотрел с прищуром, а потом спросил:

– Сам отдашь или помочь?

Пленник, крепко стиснув челюсти, отчаянно замотал лобастой, с большими залысинами, головой, блестящей от пота.

– Я так и думал, – покладисто согласился боевик, пустил в лицо человеку струйку дыма и обернулся к спутникам.

Его приятели обступили жертву, завалили на спину, удерживая руки и ноги. Чернобородый закусил зубами дымящуюся папиросину, придавил грудь мужика коленом, лезвием оттопырил нижнюю губу несчастного и от неожиданности крякнул:

– Да тут как в ювелирной лавке!

Дальнейшее Липатов видел плохо из-за боевиков, окруживших несчастного. Чернобородый активно орудовал ножом, пленник утробно выл, надрывно кашлял и дергался, как мог.

Ужасная экзекуция продолжалась минут пятнадцать. Наконец несчастного отпустили, и тот сразу же свернулся в клубок. Его била крупная дрожь.

Один из боевиков спросил чернобородого:

– Сколько, Ильяс?

– Двенадцать, Юсуф, – ответил тот довольно. – Хороший кяфир[4] попался. – Подцепил острием ножа из окровавленной ладони одну коронку и придирчиво осмотрел ее.

Удовлетворившись увиденным, весело подмигнул подельникам и выплюнул папиросину.

Через эту унизительную процедуру прошли все пленники, не исключая женщин. Золота во рту и других украшений больше ни у кого не нашлось.

Липатов, сидевший в сторонке ото всех, тоже открыл рот, когда к нему подошли. Однако бородачи не спешили уходить. Они пристально смотрели на Андрея. Затем чернобородый произнес:

– Мажор. Ты будешь Мажор. И приказал: – Снимай одежду и эти… как их… кроссовки тоже снимай.

Липатов беспрекословно разулся, разделся, сложил аккуратно джинсы, футболку и безрукавку с кармашками, протянул стопочку одежды и обувь низкорослому. Тот взял.

Когда боевики покинули загон, их место занял мужик славянской внешности, лет пятидесяти, худой и сутулый, с лицом, побитым оспинами.

– Слушайте все сюда, – начал он без предисловий, обращаясь к пленникам. – Ваш хозяин – большой и уважаемый человек. Зовут его Магомед, но если вдруг он захочет говорить с вами, то вы должны обращаться к нему – Хаким-бей[5]. Это значит – уважаемый господин. При этом вы должны кланяться. Тот, кто забудет, получит двадцать ударов палкой и на сутки останется без еды.

Я староста, поставленный Хаким-беем над всеми вами. Зовут меня Никодимов. Слово Хаким-бея и других уважаемых людей, что оказывают вам честь, охраняя вас, – закон. Мое – тоже. За любое непослушание хозяевам или мне – тридцать ударов палкой и двое суток без еды. Никаких скидок на пол и возраст. Запомните это сразу. Повторять больше никто не станет.

Вы будете работать. Много работать. Даже не пытайтесь бежать. Это невозможно. За попытку побега – смерть. Это все.