– Они заверили, что возьмут тебя легко, словно конфету с полки. Кто же знал, что ты такой ловкий? Ну а потом Берг нам снова не сказал, что главного… как это по-русски? Объект, вот! – упустил. Сказал, пёс, что местный проводник убежал, который к Занозе привести нас должен.
– Так, понятно… А ты сам кто? Кайтселит или армия?
– Ни то и ни другое. «Вольный стрелок».
– Какая команда? – Крупные объединения наёмников я знал все от Таллина и Вильнюса до Киева и Воронежа.
– «Белые дрозды». Значок в кармане, – и он покосился на свой нагрудный карман.
Покопавшись там, я действительно нашёл какую-то металлическую бляшку.
«Ага, Вуди Вудпеккер [40] ошкуренный», – смешно, но данная группировка в качестве опознавательных знаков использовала силуэт заокеанского мультяшного дятла! От большого ума, видать. Или чувство юмора у основателей клана такое было, а под рукой пара ящиков значков детских оказалась. Кто сейчас знает?
– А не заливаешь ли ты мне, Томас по прозванию Вихрь? Когда контракт подписал?
– Семнадцатого мая.
– А ехали как?
– Даугавпилс, потом Великие Луки, ну а сюда уже через Ржев выбрались.
«Сегодня у нас двадцать второе число… Это что же, они караваном тысячу с лишком километров за пять дней проехали? И ещё успели тут пообжиться? Сказки и ненаучная фантастика!»
– Вот я и говорю, врёшь ты всё… – лениво проговорил я и вытащил из кармана трофейный мультитул. – И, чтоб тебе легче было, я представлюсь… Занозой меня зовут.
Парень дёрнулся, что в его положении не очень получилось:
– Ты сын Беса!
«Приятно, когда так далеко о тебе и твоей семье знают столько подробностей, чёрт возьми!»
– Верно, знаешь. И понимать должен, что в радиусе полутысячи километров никто тебе не поможет, а мне претензии предъявлять не будет, верно? – Где-то в глубине души я даже сочувствовал этому парню, но жизнь у нас такая. Дикая и к чужакам немилостивая. Мы тут все не ангелы, но, по крайней мере, в беженцев никто из гаубиц не палил и огнесмесью их не поливал, как некоторые. Может, именно поэтому наши вожди с югороссами и не задружились ещё. И новгородцы тоже. Простить не могут, невзирая на экономические выгоды. Целесообразность целесообразностью, но и звереть не дело совсем. Нам в этом плане полегче пришлось, не спорю – поток беженцев меньше был, но ведь и по Твери жахнули, химкомбинат разнеся, да и из Москвы с Питером отдельным горемыкам выбраться удалось. «Отдельным» – это я немного преуменьшил. Тысячи их были. Тысячи. А первые две зимы пережили сотни. Так что миндальничать не время и не место. И не я на полях Эстонии резвиться пришёл, а парень этот в наши болота залез.
Видно, Томас в ситуацию въехал и, торопливо сглотнув, заговорил быстро-быстро:
– Э, Слетопыт, извини! Я не прав, извини!
– Люблю я вас, культурных европейцев – чуть что, сразу «извини». А выделываться чего начал? Я вроде на слабоумного не похож? Или похож? А? – щелкнув для острастки пару раз трофейными пассатижами, я продолжил: – Так как же вы в наши палестины добирались?
Пассаж с упоминанием библейской местности Вихрь не понял, но общий смысл до него дошёл.
– Нас на хеликоптерах перебросили, Заноза! – Причём от волнения моё прозвище прозвучало в его устах как «Саноса». – Людей и электронику перебросили сразу под Ржев, а тут нас машины и тяжёлое вооружение ждали… Все тут пыло… Поверь!
– Вот теперь верю. Почти… – И я ещё раз щёлкнул инструментом. Для стимуляции. – На что конкретно у тебя был контракт?
– Клупокая экспедиция, с возможным боевым контактом с аборигенами, – как по писаному ответил Томас. Хотя почему «как»? Они там действительно договоры на бумаге записывают и верят им больше, чем честному слову.