– Слушай, дай мне сотку из моей доли.

– Почему из твоей? Из общей, – поправил его Арсений, достал из сумки деньги, выскочил из кабины и сказал Сашке: – Купите куртку сегодня же, – и с этими словами вложил мальцу в ладонь сто рублей.

Сашка, взяв деньги, спросил:

– Так как на счёт Питера?

И Арсений виновато потупил глаза.

Не успевший остыть мотор взревел, набирая обороты.

Три маленькие фигурки на грязном от масляных пятен асфальте ещё долго отражались в зеркале заднего вида.

Утренний, редкий туман оседал слезинками на ветровом стекле, и Микола включил дворники.

В Питере Микола взбунтовался:

– Надо горячего поесть, иначе – помрём.

– Ещё ни один голодный от диареи не умер, – попытался отшутиться Арсений.

Но он и сам прекрасно понимал, что без горячей пищи долго не «навоюешь».

– Ты бы что-нибудь умное сказал, что-нибудь по делу, – продолжил Микола. – Язвы и гастриты – это ещё мелочи. Знаешь, какой процент заболеваемости раком желудка среди дальнобойщиков?

– Какой?

– Большой. Один раз в день горячего поесть – это закон.

– Не спорю, – согласился Арсений. – Но только не в Питере: уж очень дорого. Может и денег не хватить.

– А где? В Луге? В Пскове? Там, что ли, бандитов нет? Или, может, в Стругах Красных? – Микола намекал на тот случай, когда на заправке Арсений купил у цыган старый комбинезон в пакете, хотя примерить ему дали кожаную куртку. – Да там скорее нарвёшься. А здесь им не до нас. Здесь иностранцев хватает. Нет, в Питере бандит закормленный. Ему в лом даже подходить к таким крестьянам, как мы.

В словах Миколы была доля правды: никогда не угадаешь, где споткнёшься. А голод давал о себе знать всё ощутимее. Из-за ремонта и замены колеса под Медвежьегорском Петрозаводск проскочили глубокой ночью: всё было закрыто. Арсений знал там одну столовку, где неплохо готовили рыбный суп и жареную треску. Но в этот раз отведать рыбки не удалось. От купленных в коммерческом киоске чипсов мучила изжога, и Арсений согласился с доводами Миколы. Они завернули на небольшую стоянку, уплатив охраннику сто рублей. Тот окинул их, небритых и грязных, презрительным взглядом и бросил сквозь зубы:

– Надолго?

– Нет. Нам бы поесть, где подешевле.

– Тогда ставь машину сразу у ворот. А то потом не выедешь, – сказал охранник. – А поесть можно у нас, в кафе.

Арсений посмотрел в ту сторону, куда указал охранник, и увидел мини-кафе, у входа в которое толпились, громко крича, пьяные поляки в окружении таких же пьяных проституток.

– Нет, здесь дорого, а мы – на подсосе.

– Топайте вниз по улице до канатной фабрики: там найдёте подешевле, – охранник снова махнул рукой, указывая направление.

Микола развернул КамАЗ кабиной к воротам. Арсений захватил пластиковую сумку с деньгами. И, опасливо оглядываясь по сторонам, они вдвоём пошли искать столовую.

На этот раз им повезло: удалось не только прекрасно пообедать, но и закупить в буфете продуктов на оставшуюся дорогу. Довольный Микола укладывал в сумку поверх денег пакеты с пирожками и котлетами «в тесте». Купили и бутылку российской водки: угостить дома, в гараже, слесарей. Хотя до дома было немногим более, чем они уже проехали, но вторая половина дороги всегда пролетала быстрее. От Питера – до Пскова, от Пскова – до Опочки, а там – Себеж. И дальше – всё, дальше – Беларусь. И не важно, что от границы ещё шестьсот километров пути. Беларусь – это уже дома. В Беларуси – все свои: и менты – крохоборы на Лепельском посту, и рэкетиры на Олимпийской трассе. От них от всех даже откупаться приятно: всё равно как перекладывать деньги из одного своего кармана в другой. Свои – не чужие, своим – можно, своим – не обидно.