Арсений махнул граммов триста и, шепнув Миколе на ухо, потихонечку ушёл, прихватив пакет с деньгами. Последний дюйм ещё не пройден. Наутро надо было рассчитаться с долгами: картошку у людей под честное слово брали.

По пути домой Арсений заскочил только в магазин, купил пивка и конфет дочери. Других подарков домашним не вёз: они всегда после рейса ходили втроём на рынок, покупали всё необходимое. И цены ниже российских, и примерить можно – со всех сторон лучше, чем брать наугад.

По неосвещённой лестнице поднялся Арсений на второй этаж, нажал кнопку звонка у дверей своей квартиры, и до его слуха донеслась знакомая мелодия. Но дверь никто не открыл. Арсений позвонил ещё раз и, выждав минуту, полез в карман за своими ключами.

В квартире никого не было, и Арсению стало обидно: летел домой, как ужаленный, а никто тебя и не ждёт.

«Так сегодня же пятница, – осенило его. – Точно, поехали ночевать к Марии, чтобы утром ближе было идти в молитвенный дом. Наверное, и днюют, и ночуют там, пока меня нет».

Не нравилась Арсению эта подружка жены: ощупает каждую вещь в квартире завистливыми глазами, осыплет льстивыми речами о том, как вы, мол, хорошо живёте, какая у вас семья дружная и как у вас всё ладится. А потом, будто невзначай, про Бога начинает: «Не собирай сокровища на земле, где тлен и ржа всё истребляют…» И получалось, в конце концов, что одна она праведная, а остальные – грешники. Всё склоняла к «истинной» вере.

Арсений и сам до конца не знал, верил ли он в Бога. В церковь ходил от случая к случаю, но молился про себя, когда встречались по дороге увенчанные крестами купола. Водители-дальнобойщики не любят распространяться по этому поводу. Но у каждого на панели и распятие, и иконка. А как же: не нами установлено – не нам и отменять. Старые люди плохому не научат. Бывалый водитель с интересной фамилией – Боб – в порыве душевного откровения сказал как-то Арсению:

– Утром выходишь из дому – перекрестись и три раза повтори: «Господи, помоги, Иисус Христос впереди!»

И Арсений повторял, особенно перед поездкой или когда нависала над ним какая-нибудь опасность. Вера в душе должна быть, а не на языке. В душе, пожалуй, даже закоренелые атеисты верят. Просто признаться боятся: гордыня одолевает. Человек совсем без веры – ничто. Даже страшно представить такого человека, у которого нет ничего святого. У волка и то, поди, есть хоть капля любви – к волчатам ли, к логову ли, – есть хоть капля своего милосердия.

А Мария всегда молотила языком без устали. И выходило, если судить по её словам, что она – святее самого Папы Римского.

Но Арсений терпел. У других водителей жёны – оторви да брось. Деньги тянут, как насосом. Пьют, гуляют, пока мужики в рейсе. А его Анюта – тихая. Её дома и не заметно. Даже после пьяных загулов – чего греха таить, и такое бывало – жена разборок не устраивала: посадит дочку на колени и плачет втихомолку. А с Марией сдружилась – ну и пусть. Должны же и у неё свои интересы быть, должна же и она чем-то заниматься, пока Арсений в разъездах пропадает.

Ужинать Арсению не хотелось. А скорее лень было самому готовить. Он только скинул с себя грязное бельё и – прямиком в ванну. Набрал воды погорячее – благодать. Что ни говори, а дома – это дома.

После ванны переоделся в чистое, выпил пивка и завалился спать.

Утром проснулся свежий, отдохнувший. Побрился, прихватил пакет с деньгами, список кредиторов и – в гараж. «Двадцатьчетвёрка» завелась с пол-оборота: при нормальном уходе – вечная машина. А по проходимости иностранному джипу не уступит. И у Арсения настроение снова поднялось: любил он свои машины, свой дом, свою семью. Быстренько проскочил в деревню, с шутками-прибаутками раздал деньги хозяевам. У тех тоже радость: тянут за стол, самогон в багажник суют.