Но тут откуда-то с неба между нами падает полупрозрачный занавес цвета крови. Мои пальцы натыкаются на его плотную, осклизлую поверхность, пахнущую свежей землей, и теперь сквозь него я вижу лишь алый силуэт, уходящий от меня прочь всё дальше и дальше…

А потом я открываю глаза, понимая, что это лишь тот самый кошмар, что снится мне уже третью ночь подряд. Мне хочется думать, что дело в ночнике с похабным красным абажуром, что светит мне в глаза.

Но себя не обманешь…

Я всегда считал, что у меня нет ни совести, ни сострадания, и что на пути к своей цели я способен на всё.

Вполне возможно, что я не ошибался. Никогда чувства не мешали мне делать то, что я хотел.

Наверно потому, что я никогда не знал настоящего страха. Страха, который рос во мне последние три дня с геометрической прогрессией…

Сначала он был маленьким – так, неприятный комочек в груди, возникший после того, как я ответил согласием на предложение Зои. И правда, что могло пойти не так? Она говорила очень уверенно.

Умела убеждать.

И убедила.

Но потом настал следующий день, когда я понял: что-то действительно пошло не так.

И страх вырос.

Поселился между легкими, мешая сделать полный, свободный вдох, сдавил сердце, ветвистым отростком разросся вверх, проник в мозг, отодвинув в сторону своими склизкими щупальцами все мысли, оставив лишь одну: «что теперь будет?»

И услужливое воображение резво принялось преподносить одну картину за другой: труп Вики, полиция, прилежно раскопавшая кому выгодно ее убийство… Дверь нашего с Зои гостиничного номера, падающая от ударов, люди в масках, наручники, суд, тюрьма… Про судьбу заключенных я знал лишь из сериалов и рассказов некоторых знакомых, и этого было достаточно для того, чтобы покрываться холодным потом при мыслях об аресте…

А эти мысли с каждым часом становились всё ярче. Обрастали подробностями, деталями, тактильными ощущениями холодной стали на запястьях, запахом концентрированного человеческого пота и камерной сырости, о которых рассказывали те знакомые…

Но это было не самое страшное.

Страшнее мыслей о тюрьме была внезапно проснувшаяся совесть.

Я и не знал, что она у меня есть.

Не подозревал даже о ее наличии, словно о страшном недуге, который вдруг внезапно заявил о себе острой болью.

Вспомнилось вдруг, всплыло со дна памяти, где до этого было надежно похоронено, как Вика каждый день приходила ко мне в наркологическую клинику, как часами сидела рядом, гладила по руке, щекам, волосам, как говорила, что я сильный, что обязательно выберусь.

Ради нас.

Ради нашего ребенка, который у нас обязательно будет.

Говорила, что любит меня больше своей жизни… Искренне говорила. От всего сердца, глядя на меня сияющими глазами, полными невыплаканных слез.

А я обо всём этом забыл.

Потому, что такие воспоминания мешают ненавидеть.

За то, что она лучше меня разбирается в бизнесе.

За то, что она не дала погибнуть фирме.

За то, что пока я валялся под капельницами, выгоняющими из моего тела токсины, доходы предприятия увеличились втрое по сравнению с тем временем, когда им руководил я.

За то, что она искренне любила меня, а я завидовал ее деловой хватке в работе, и презирал за неумение разбираться в жизни.

В людях.

Во мне…

И сейчас, лежа на роскошной кровати и глядя на абажур цвета крови, я вдруг понял, что своими руками подписал контракт на смерть единственного человека, который любил меня по-настоящему, искренне, безоглядно.

Человека, которому я сломал жизнь.

Которого я заставлял рыдать.

Которому недавно бросил в лицо «ты мне обходишься слишком дорого, хотя твоя жалкая жизнь не стоит и одного дерева из этого сада»…