Сам я на «игровой площадке» ни разу не был. Кто разрешил бы, с какой стати? Так что сегодняшнее предложение Эйнштейна, от которого невозможно отказаться, давало надежду, что, может, и сбудется моя маленькая мечта. Потрогаю Ее ногами. Полчаса подождать…

Я ведь ни разу не был в Зоне, хоть и прожил с нею бок о бок столько лет.

А вот на вопрос, зачем институтским умникам понадобились эти игры на свежем воздухе, ответа у меня нет. Не ради же спортивного интереса? Смешно такое предполагать. Даже я отлично понимаю, что «игровая площадка» – это типа лаборатории под открытым небом, в которой проводятся полевые исследования. Но в чем их смысл и цель? Спрашивал у мамы – не знает. И Каролин и другие педагоги с воспитателями не знают. А ведь этим исследованиям придается в «Детском доме» большое значение, судя по регулярности выхода в поле.

У Эйнштейна спросить, пока он странным образом подобрел?

Что-то там происходило, за Периметром, что-то явно шло не по плану. Мутанты жались на ближнем краю площадки, не решаясь заполнять манеж. Зона начиналась ярдах в трех-четырех от ворот – в этом промежутке они и скопились, не желая идти под сетку. Слышался многоголосый детский плач, суетились воспитатели. И Эйнштейн, как выяснилось, был встревожен – бросал в коммуникатор отрывистые фразы:

– Ну… Так… Сколько таких? Почти все… Да, возможно, придется уводить «образцы»…

Потом переключился на охрану:

– Будьте готовы открыть ворота… Когда?! Когда скажу!!! Что значит без команды?.. По моей команде, по команде Голдинга или Глиттера, вам без разницы! Главное, не проспите!.. Сучьи дети, – сказал он уже в воздух. Поймал мой взгляд и объяснил: – Шерхану не понравился запах. Говорит, пахнет большой и страшной тетей.

– И что это значит?

– Да что угодно, – пожал он плечами. – Зона. Сначала забеспокоился Шерхан, а потом и все мутантское зверье что-то плохое стало чуять. Похоже, накрылось наше с тобой пари, дружок.

– А что аномалы?

– За компанию со зверьем тоже паникуют. Скарабей подтвердил угрозу, а у него чуйка – это да. «Большая и страшная тетя»…

Откуда-то у него появился бинокль, в который он принялся разглядывать пространство за Периметром. Наверное, узость обзора и помешала ему первому заметить опасность.

На импровизированной трибуне закричали. Я, наоборот, обмер, не в силах звука издать.

Тахорг появился из-за бывшего авторынка, давно превратившегося в автокладбище, – то есть со стороны заброшенных ферм. Одним прыжком перемахнул через пару стоящих в ряд ремонтных эстакад, и вот он уже здесь, на пустыре перед «игровой площадкой». Застыл, принюхиваясь. На людей внимания не обращал. Пошел вперевалку к кустам, все нюхая и нюхая воздух, сосредоточенно и увлеченно, словно вынимал ноздрями из окружающего пространства нечто крайне важное для него…

Тахорг!

Никогда я эту тварь живьем не видел. Из присутствующих, думаю, тоже мало кому посчастливилось. Тренажер – тьфу, нейроиндукторы не способны передать всю мощь и всю мерзость этой горы мяса. Ветром донесло вонь. Более полусотни ярдов до ворот, а такое амбре.

– Открывай, сержант! – шипел Эйнштейн в коннектор. – Что значит не можешь? Я тебе покажу – отказ системы! Под трибунал!

Ворота не двигались.

Сотрудники бежали со двора, хотя уж сюда-то тварь точно не могла попасть.

Мама, думал я. Мама, мама, мама…

Тахорг, со внезапной яростью растерзав кусты, нашел там что-то – что-то странное, – взял эту штуковину передними руками-лапами и принялся тереться об нее длинной мордой. Он громко скулил. Или это был вой? Кто его разберет.

– Откуда ты здесь? – бормотал Эйнштейн, обращаясь к монстру. Он внимательно и собранно изучал гостя в бинокль. – Не должно тебя здесь быть, не суетесь вы в промышленные районы. И Стена вам никогда не нравилась… Ну-ка, ну-ка, с чем это ты играешь?